Снеговик
Шрифт:
— Ты… Ты вынул патроны! — заикаясь, выговорил Матиас.
Харри покачал головой:
— Катрина Братт никогда не заряжала свою пушку.
Матиас поднял взгляд на Харри и попятился.
— Пошли, — произнес он. И прыгнул.
Харри сорвало с места, он потерял равновесие. Попытался ухватиться за что-нибудь, но Матиас был слишком тяжелый, а Харри после сегодняшних приключений потерял много крови и сил. Харри рычал, но его уже тащило через стальную раму и всасывало в окно и дальше, в бездну. И перед тем, как махнуть свободной левой рукой, он увидел себя сидящим в полном одиночестве на
Гуннар Хаген не сводил глаз с трамплина, но хлопья снега, который зарядил снова, здорово ему мешали.
— Харри! — повторил он в микрофон рации. — Ты слышишь?
Он отпустил кнопку микрофона, но ответа не последовало, только интенсивное шипение из ниоткуда.
На площадку возле башни уже подъехали четыре патрульных автомобиля. Выскочившие оттуда полицейские пришли в страшное волнение, когда несколько секунд спустя сверху до них донеслись крики.
— Они упали! — вскрикнул сержант, стоявший рядом с Хагеном. — Клянусь, я видел, как из стеклянной будки наверху выпали два человека.
Гуннар Хаген в отчаянии опустил голову. Он не смог бы объяснить почему, но при всей абсурдности ситуации ему почудилась в ней странная логика: именно так и должно было закончиться дело. Финал придавал ему некое космическое равновесие.
Чушь! Чушь собачья!
Хаген за пургой не мог разглядеть приближающихся полицейских машин, зато слышал, как выли вдовами их сирены, и понимал, что эти звуки привлекут стервятников: репортеров, любопытствующих, жаждущее крови начальство. Все примчатся, чтобы откусить от трупа кусок пожирнее!
— Они должны быть внизу! — крикнул Хаген. — Вы на крышах домов смотрели? Отбой.
Хаген ждал, а сам все думал, как объяснит свою самодеятельность и то, что отпустил Харри одного. А как объяснить, что, будучи старшим по званию, руководителем для Харри он никогда не был? И в этом тоже есть своя логика, и ему наплевать, понимают они ее или нет.
— Что здесь произошло?
Хаген повернулся. Это был Магнус Скарре.
— Харри упал, — ответил Хаген и кивнул в сторону башни. — Они заняты поисками тела.
— Тела? Тела Харри? Ну это вряд ли.
Вряд ли?
Хаген повернулся к Скарре, который внимательно разглядывал башню.
— Я думал, вы успели понять, что это за фрукт, Хаген.
Хаген, несмотря ни на что, позавидовал уверенности молодого коллеги.
Рация заговорила снова:
— Их тут нет!
Скарре повернулся к Хагену, они посмотрели друг другу в глаза, и Скарре пожал плечами, будто говоря: «Ну? Что я говорил?»
— Эй! — крикнул Хаген водителю внедорожника, показав на «гирлянду» на крыше машины. — Зажги-ка, направь на самый верх. И дайте мне кто-нибудь бинокль.
Через несколько секунд ночь прорезал луч света.
— Видно что-нибудь? — спросил Скарре.
— Снег, — ответил Хаген, прижав бинокль к глазам. — Ниже, ниже свети! Стоп! Подождите… Святый боже!
— Что там?
— Вот черт!
В это самое мгновение снежный вихрь сместился, как будто открылся гигантский театральный занавес. Хаген услышал возгласы полицейских. Там, наверху, болтались
Хаген разглядел в бинокль наручники, которые приковали левую руку Харри к чему-то находившемуся внутри будки.
— Вот черт!! — повторил Хаген.
Кажется, это был Томас Хелле — тот молодой парень из группы розыска пропавших. Он сидел на корточках возле Харри Холе, когда тот пришел в сознание. Четверо полицейских втащили их с Матиасом обратно в будку. В последующие годы Хелле много раз описывал удивительную реакцию очнувшегося Харри:
— Глазищи ненормальные, а сам все спрашивает, жив ли Лунн-Хельгесен! Ну прямо как будто он боялся, что Снеговик отбросил копыта, как будто ничего ужаснее не могло произойти. Когда я сказал, что жив, что его уже везут на «скорой» вниз, в город, он только рявкнул, чтобы мы забрали у Лунн-Хельгесена шнурки и ремень и следили, как бы он не покончил с собой. У мужика чуть бывшую бабу не пришили, а он об убийце как о родном заботится. Вы слыхали о чем-нибудь подобном?
Глава 37
День двадцать второй. Папа
Юнас приоткрыл глаза: ему почудилось, что он слышит звон своей «музыки ветра». Нет, тихо. Мальчик снова задремал. Несколько минут спустя он вновь открыл глаза, уловив какие-то неясные звуки. В его комнате кто-то был. Отец. Он сидел на краю кровати и приглушенно всхлипывал.
Юнас сел на постели. Положил ладошку отцу на плечо и почувствовал, как оно вздрагивает. Удивительно, он как-то раньше не замечал, какие у отца худые плечи.
— Они… они ее нашли, — захлебываясь, сказал отец. — Маму…
— Знаю, — ответил Юнас. — Я видел во сне.
Отец изумленно уставился на него. В лунном свете, пробивавшемся из-за штор, Юнас разглядел на его щеках слезы.
— Теперь нас только двое, папа, — проговорил мальчик.
Отец открыл рот. Один раз, второй. Но не произнес ни звука, а протянул руки, обнял Юнаса и прижал к себе. Прижал сильно. Юнас положил голову отцу на плечо и почувствовал, как горячие слезы капают ему на макушку.
— Знаешь что, Юнас? — прошептал отец сквозь рыдания. — Я так рад, что ты у меня есть. Ты мое самое большое сокровище. Мой мальчик. Слышишь? Ты мой мальчик. И всегда им будешь. Как думаешь, мы справимся?
— Конечно, папа, — прошептал Юнас ему в ответ. — Мы справимся. Ты и я.
Глава 38
Декабрь 2004 года. Лебеди
Зима была в разгаре, а за больничным окном под стальным небом лежала голая коричневая земля. На шоссе клацали по сухому асфальту шипованные покрышки, а через пешеходный мост спешили прохожие, спрятав лица за поднятыми воротниками пальто. Зато тут, под крышей, люди чувствовали себя ближе друг другу, в палате на столе горела свеча, отмечая первое воскресенье Рождественского поста.