Снежный Цветок и заветный веер

Си Лиза

Затем Дядя Лу лишился своего поста и вернулся в Тункоу. Когда он вышел из своего паланкина, мы все сделали коутоу, касаясь головой земли. Он велел нам подняться, и я увидела старого человека в шелковых одеждах. На лице у него были две родинки. Все люди берегут волосы на своих родинках, но волосы на родинках Дяди Лу были просто великолепны. По крайней мере, десять волосков — жестких, белых, добрых три сантиметра в длину, — свисающих с каждой родинки. Когда я познакомилась с ним поближе, я увидела, что он любит играть этими волосками, слегка потягивая их, чтобы они стали еще длиннее.

Его умные глаза перебегали с одного лица на другое и остановились на моем старшем сыне. Ему тогда было восемь лет. Дядя Лу, который должен был сначала поздороваться

со своим братом, протянул свою покрытую набухшими венами руку и положил ее на плечо моего сына. «Прочитай тысячу книг, — произнес он с интонациями хорошо воспитанного человека, но все же с оттенком властности, говорившим о долгом пребывании в столице, — и твоя речь будет течь, словно река. А теперь, малыш, покажи мне дорогу в дом». С этими словами самый уважаемый человек в семье взял моего сына за руку, и они вместе вошли в ворота деревни.

* * *

Прошло еще два года. Я недавно родила третьего сына. Мы все усердно трудились, чтобы поддерживать свое существование на прежнем уровне, но было заметно, что с потерей благоволения двора Дядей Лу и началом мятежа против повышения арендной платы наша жизнь изменилась.

Мой свекор стал курить меньше табаку, а мой муж стал проводить еще больше времени в поле, иногда даже самолично берясь за плуг и помогая крестьянам в их труде. Наставник моего сына уехал, и Дядя Лу сам начал давать уроки моему старшему сыну. В верхней комнате свары между женами и наложницами участились, потому что они стали получать меньше обычных подарков — шелковой материи и ниток для вышивания.

Когда мы со Снежным Цветком встретились в моем родном доме в тот год, я едва могла уделять время своим родным. Да, мы сидели вместе за столом и сидели на улице по вечерам, как в то время, когда я была маленькой девочкой, но приезжала я не ради Мамы и Папы. Я хотела видеть Снежный Цветок и быть рядом с нею. Нам исполнилось по тридцать лет и мы были лаотун уже двадцать один год, Трудно было поверить, что прошло так много времени, и еще труднее было поверить, что когда-то мы с ней были так сердечно близки. Я любила Снежный Цветок, но мое время было занято детьми и домашними заботами. Теперь я была матерью троих сыновей и дочери, а у моей лаотун были два сына и дочь. Между нами были сердечные отношения, которые, как мы думали, никогда не изменятся и которые были крепче, чем наша привязанность к нашим мужьям, но страстная любовь друг к другу поблекла. Мае это не беспокоило, поскольку все сердечные отношения должны пройти через испытания реальной жизни лет риса-и-соли. Мы знали: когда мы доживем до наших дней Спокойного Сидения, мы снова будем едины, как в прежние дни. А сейчас мы могли проводить вместе лишь столько времени, сколько нам было дозволено.

Последняя из золовок Снежного Цветка вышла замуж, и теперь у Снежного Цветка было меньше забот. Ее свекор умер. Свинья, которую он резал, так сильно билась, что в последний момент нож соскользнул и разрезал ему руку до самой кости. Он истек кровью у порога своего дома, как это было со множеством свиней, которых он убил. Теперь муж Снежного Цветка стал хозяином в доме, хотя и он, и все, кто жил под этой крышей, продолжали находиться под неусыпным контролем его матери. И все же Снежный Цветок находила радость в своем втором сыне, который из младенца превратился в маленького крепыша, и уже научился ходить. Все любили этого ребенка, думая при этом, что ее первый сын не доживет до двадцати, а то и до десяти лет.

Хотя условия жизни Снежного Цветка не были такими благоприятными, как мои, она умела видеть больше и слушать гораздо внимательнее, чем я. Меня это не удивляло. Моя лаотун всегда больше меня интересовалась внешним миром мужчин. Она объяснила мне, что мятежников, о которых я слышала, называли тайпинами, и они хотят установить справедливый порядок. Они, как и народ Яо, верят в то, что духи, боги и богини влияют на урожай, здоровье людей и рождение сыновей.

Тайпины запрещают пить вино и курить опиум, играть в азартные игры, танцевать и курить табак. Они говорят, что собственность

надо отнять у землевладельцев, которые владеют 90 процентами земли и получают около 70 процентов урожая. Они говорят, что все, кто работает на земле, должны получать поровну. В нашей провинции сотни тысяч людей покинули свои дома и присоединились к тайпинам, а теперь они завоевывали села и города. Она рассказывала об их вожаке, который верил, что является сыном знаменитого бога, о его так называемом Небесном государстве, о его отвращении к иностранцам и политической коррупции. Я не понимала того, что Снежный Цветок пыталась рассказать мне. Для меня иностранец был просто человеком из другой страны. Я жила в четырех стенах своей верхней комнаты, а мысли Снежного Цветка могли лететь далеко, она умела смотреть, искать, удивляться.

Когда я вернулась домой и спросила своего мужа о тайпинах, он ответил: «Жене следует заботиться о детях и делать свою семью счастливой. Если твои родные будут так волновать тебя, в следующий раз я не разрешу тебе навестить их».

Я больше ни слова не сказала о внешнем мире.

* * *

Засуха принесла голод в Тункоу. Бедствие коснулось всех, от самой ничтожной четвертой дочери крестьянина и до почтенного дяди Лу. Но меня это не беспокоило, пока я не увидела, что наши припасы заканчиваются. Вскоре моя свекровь начала выговаривать нам за пролитый чай или за слишком сильный огонь в жаровне. Свекор стал брать меньше мяса из общего блюда, стараясь оставлять его своим внукам.

Дядя Лу, который прежде жил во дворце, не жаловался, хотя и мог бы, но по мере того как ухудшались наши условия, он становился все более требовательным к моему старшему сыну, надеясь, что этот маленький мальчик сможет возродить былое благоденствие семьи Лу.

Это бросало вызов моему мужу. Ночью, когда мы лежали в постели и лампа уже почти потухла, он доверился мне. «Дядя Лу видит что-то особенное в нашем сыне, и я рад, что он обучает его. Но я смотрю вперед и вижу, что мы могли бы отослать его учиться дальше. Но как мы можем сделать это теперь, когда весь уезд знает, что нам скоро придется продавать землю, чтобы прокормиться?» В темноте муж взял меня за руку. «Лилия, у меня есть одна мысль, и мой отец счел ее правильной, но я беспокоюсь о тебе и наших сыновьях».

Я молчала в страхе перед тем, что он скажет дальше.

«Людям для жизни необходимы некоторые вещи, — продолжал он. — Воздух, солнце, вода, хворост в лесу — все бесплатно, хотя и этого иногда не хватает. Но вот соль — она не бесплатная, а всем нужна, чтобы жить».

Моя рука сжала его руку. К чему он ведет?

«Я спросил отца, не могу ли я взять наши последние сбережения, поехать в Гуйлинь, купить соли и привезти ее сюда на продажу. Он дал мне свое разрешение».

Это было более опасным предприятием, чем я могу описать. Чтобы добраться до Гуйлиня, моему мужу было необходимо проехать по территории, занятой мятежниками. Остальные жители той местности, отчаявшиеся крестьяне, потерявшие свои жилища и ставшие бандитами, грабили тех, кто осмеливался путешествовать по их дорогам. Торговля солью сама по себе была рискованным делом, поэтому соли всегда было мало. У тех, кто занимался соляным промыслом в нашей провинции, были собственные вооруженные отряды, но мой муж был совсем один. У него не было опыта в делах с военачальниками и хитрыми торговцами. Мало того, я представляла себе, как мой муж встречает множество красавиц в Гуйлине. Если ему повезет в его предприятии, то он может привезти одну или нескольких из них домой как наложниц. Моя женская слабость взяла верх над всеми остальными чувствами.

«Пожалуйста, не срывай полевых цветов», — попросила я, используя эвфемизм для обозначения того типа женщин, которых он мог встретить.

«Ценность женщины в ее добродетелях, а не в ее внешности, — успокоил он меня. — Ты родила мне сыновей. Мое тело будет далеко в пути, но мои глаза не будут смотреть на то, чего им не следует видеть». Он помолчал, а потом добавил: «Оставайся верной, избегай искушения, повинуйся моей матери и служи нашим сыновьям».

«Я все исполню, — пообещала я. — Но я беспокоюсь не о себе».