Снова на привязи
Шрифт:
Она недоуменно кивнула. Таких слов она не ожидала.
– Ты узнала меня? – снова вопросил воин.
Накато снова кивнула.
– Не беги никуда! Ты испугалась?
Она едва не расхохоталась. Слишком уж нелепым показался вопрос. Ну да, испугалась. А кто бы не испугался?
– Не беги, ты же меня узнала, - повторил он. – Нечего бояться. Здесь нет угрозы, - положил руку на ее плечо. – Не надо бежать! Идем, - похлопал слегка по плечу, увлекая куда-то.
И Накато послушно пошла за ним. И что это – он не разозлился?
–
– Ты испугалась, - отозвался воин. – Я тебя отведу к знахарке – посидишь с ней. Переждешь. Идем.
И она направилась следом, ощущая, как дрожат колени. Он решил, что она сбила его с ног от испуга?! Что это от страха в ней проснулась необычайная сила? Выходит, не увидел ничего странного. А может, решил, что сам слишком торопился, зазевался – вот и не удержал бегущую рабыню в руках. И сам свалился.
И причин бежать, значит, у нее нет.
Хотя что за разница – есть или нет? Как бы то ни было – сбежит она, и колдун, вернувшись, сначала найдет ее. А после – накажет и вернет на место. Или придумает ей иное применение – он изобретателен.
Вот только бежать ей больше не хотелось.
Накато шагала вслед за молодым воином. Она останется здесь, в кочевье. Что за прок бегать, если ее снова водворят на место? Она – игрушка колдуна, и так будет отныне всегда.
Сказать больше: несколько лет назад, когда Амади забрал ее из родного кочевья, она этому радовалась. И ее не тяготило положение рабыни.
Она просто отвыкла.
Заточение хозяина подарило ей почти два года свободы. Долгих два года она не зависела ни от кого. Ей не приходилось выполнять приказы, она вольна была творить все, что заблагорассудится.
Правда, творила не так-то много: помнится, Адвар посмеялась над нею и ее простенькими стремлениями – жить в мире и покое, растить сына. Дождаться, чтобы подрос, сделался самостоятельным. Избрал себе путь.
Сына у нее больше нет. В сердце осталась равнодушная пустота.
К чему ей свобода? У нее и желаний своих нет. Она любит идти подолгу вперед, ни о чем не думая. Глядеть в небо. Еще, пожалуй, любит сладкое – пристрастилась, пока жила на равнине. И разноцветные бусы – правда, не так, как сладкое.
Еще раньше любила играть на флейте. Но последние года два в руки инструмент не брала: одна мысль об этом вызывала содрогание. Может, потому так просто ей было не прикасаться к флейте, пока сидела в пещере несколько дней.
Нет, не так-то плохо ей в этом кочевье. Нужно просто привыкнуть к выкрутасам и капризам Рамлы. Если не Рамла – так спустя несколько декад появится кто-то другой. А та, по крайней мере, вполне предсказуема.
– Мы пришли, - подал голос воин, оборачиваясь.
И правда! За мыслями не заметила, как добрались до куцего шатра травницы. Да что там – в кочевье царило столпотворение, а Накато будто и не видела.
Она подняла
– Спасибо тебе, - шагнула ближе. – Я так испугалась… если бы не ты – убежала бы невесть куда, и попалась бы в когти льву, - вновь потупилась.
Ах, как вырисовываются мускулы на темной груди! А парень приосанился – да, похвала оказалась ему приятной.
– Я тебе очень благодарна, - повторила Накато, словно забывшись, кладя ладонь на грудь. – Я так боюсь львов…
– Ты иди, - он, смутившись, подтолкнул ее к пологу шатра. – Эй, лекарка! Пусть эта посидит у тебя пока – перепугалась так, что чуть в степь не сиганула! – крикнул, подпуская в голос суровости.
Ах нет, милый! Кого ты так обманешь. Накато лукаво улыбнулась ему, обернувшись через плечо. И нырнула в шатер – навстречу ей уж поднималась помощница травницы, тощая девчонка-рабыня лет восьми-девяти.
Нет, не в последний раз она видит этого парня! Они еще не единожды столкнутся среди кочевья, влекомые повседневными хлопотами.
Глава 8
– Видения! О, эти видения, - Рамла раскачивалась, уставившись в одну точку и сжимая руками голову.
Который день она забывала принарядиться, и сидела сейчас на узорчатом ковре, скрестив ноги, в заношенной посеревшей тунике с пятнами пищи на груди и подоле. Всклокоченные волосы лежали на плечах спутанными космами. Под глазами залегли черные круги. Женщина походила на неупокоенного духа, что бродит по степи, пугая и сбивая с пути отбившихся от кочевья рабов.
То ли она перестала бояться недовольства Фараджа – в конце концов, тот убедился, что и правда купил шхарт. То ли правда не имела сил, чтобы привести себя в порядок.
Несколько дней Накато была избавлена от необходимости причесывать и заплетать госпожу. Та не требовала ни приготовить для нее наряд, ни надеть серьги и бусы. Не звенела браслетами – те сиротливо лежали в кожаных кошелях. Не приходилось ни греть воду и намывать ей косы, ни растирать и умащивать благовониями.
Не требовала Рамла больше ни подогретого молока, ни еще каких-то особых яств.
Дни напролет она сидела на подстилке в одной и той же тунике, глядя прямо перед собой широко распахнутыми безумными глазами.
Она то таращилась в одну точку, замирая подолгу неподвижно. То принималась раскачиваться из стороны в сторону – вот как сейчас. То бралась жаловаться на видения, которые донимали ее днем и ночью, мешая спать, выматывая все силы.
Вот и теперь: ведунья раскачивалась, то прося богов даровать ей немного сил, то умоляя забрать дар.
Накато приходилось постоянно находиться с ней. Фарадж в шатре почти не показывался: днем мелькал то там, то здесь, ночевал под открытым небом.