Снова три мушкетера
Шрифт:
Торопливо проходивший мимо человек ответил ему, что нужный дом находится в минуте ходьбы за углом и описал внешний вид здания.
Еще несколько мгновений, и они увидели серое трехэтажное здание с широкими окнами. Из груди д'Артаньяна вырвался крик.
Ставни были наглухо затворены, а сами окна крест-накрест заколочены досками. Пустив коня галопом, мушкетер в мгновение ока очутился возле входных дверей. Он уже знал, что увидит там.
На дверях, также заколоченных досками, стоял все тот же страшный
Глава сорок восьмая
«Атос, Портос, — до скорой встречи, Арамис, — прощай навсегда!»
Молча повернули они обратно. Лошади, предоставленные самим себе, шли шагом. Мушкетер, не проронил ни звука, а Планше не решался нарушить это молчанке и тихонько следовал за своим господином.
Два имени похоронным звоном отдавались в сознании д'Артаньяна: «Констанция… Камилла… Констанция… Камилла…»
Он был уже не тем гасконским юношей, который в отчаянии рыдал над телом своей бездыханной возлюбленной в Бетюнском монастыре кармелиток. Человек получает испытание по силам своим, но часто не догадывается об этом. Тогда с ним рядом были друзья, сейчас он стал сильнее — и подле него был только Планше.
Время и опасности закалили мушкетера, сделали суровее, возможно грубее. Теперь у него даже не было тела возлюбленной, чтобы оплакать его и предать земле. И д'Артаньян просто молчал.
На окраине Клермон-Феррана мушкетер впервые нарушил свое молчание.
— Когда мы ехали сюда, нам попался дом, напоминавший харчевню. Кажется, там была вывеска?
— Да, сударь. Она называется «Герб Оверни».
— Вот как? Отлично. — Голос мушкетера был пугающе глух и ровен, будто говорил не человек, а механизм.
Слушая своего хозяина, Планше понял, насколько его мысли далеко отсюда, и искренне посочувствовал мушкетеру.
— Тогда ты отправишься в «Герб Оверни» и подождешь меня там. Вот тебе деньги — это всё, что в данный момент у меня есть. Себе я оставлю несколько пистолей на непредвиденные расходы.
— Но, сударь…
— Тебе незачем сопровождать меня, рыская следом за мной по зачумленному городу… Я вернусь и наведу кое-какие справки… Возможно, кто-нибудь знает о…
Голос д'Артаньяна прервался.
— Ты подождешь меня пару дней… Если я не вернусь ровно через сорок восемь часов, отправляйся в Париж и передай Атосу, что я помнил и думал о нем до самого конца. Ступай, Планше!
Планше почувствовал, что сейчас ничто не в силах заставить мушкетера изменить свое решение. Чуть не плача, славный малый отправился по дороге, ведущей из города, тогда как гасконец снова поворотил уставшего коня, собираясь вернуться обратно.
— Не ездите туда, сударь, — услышал он тихий голос, доносившийся, казалось, из придорожных кустов.
— Кто говорит со мной? — спросил мушкетер, невольно кладя руку на эфес
— Ваш друг, сударь. Если только вам будет угодно позволить мне называть себя так.
После этих слов кусты зашевелились, раздвинулись, и из них показался тот самый старик, что лишь недавно пытался спасти несчастную Анну Перье из рук стражи. Девушка была здесь же, она стояла позади отца, и во взгляде ее уже не было прежней отрешенности, которая так напоминала безумие.
— Не возвращайтесь в город, — повторил старик настойчивым тоном.
— Но почему?
— Вас могут арестовать там. Из-за того, что вы помешали этим людям казнить мою дочь.
— Мне сейчас все равно. Я должен навести справки об одной девушке, которую я… любил. Она умерла…
— Но они схватят вас. Этим несчастным глупцам кажется, что если они прольют чью-нибудь кровь, то им станет легче. Нет ничего пагубнее такого заблуждения.
— Эх, добрый человек! Мне тоже иногда кажется, что если я выкрашу клинок моей шпаги в красный цвет, то мне станет легче на душе!
— Но ведь на самом-то деле, сударь, это, наверное, не приносит облегчения.
— Возможно, ты прав. Вы правильно поступили, что ушли из города. Но мне необходимо вернуться туда. Прощай, старик. Прощайте и вы, мадемуазель Перье. Я не знаю, за что вас хотели отправить на костер, но мне как-то не верится, что одна такая девушка, как вы, могла стать причиной чумы в городе.
Д'Артаньян уже собирался дать шпоры своему коню, как неожиданно слова девушки заставили его замереть на месте.
— Камилла де Бриссар жива. Не ездите в город, сударь!
— Камилла… жива?! Как вы сказали?
— Та девушка, о которой вы говорите, — жива. Она не умерла от чумы.
— Вы знали ее?! Я прошу вас!..
Д'Артаньян молниеносно соскочил с коня и оказался возле девушки.
— Я прошу вас, расскажите мне все, что вам известно о ней!
Глаза Анны Перье расширились. Ресницы задрожали. Казалось, девушка не видит д'Артаньяна, а смотрит куда-то вдаль, за него.
— Успокойтесь, сударь. Сейчас я все объясню вам, — сказал старик, подойдя ближе. — Моя дочь не знает Камиллы де Бриссар. Не знаю ее и я. Она читает это имя у вас в сердце. Моя дочь — ясновидящая.
— Ясновидящая?!
— Да, сударь.
— Но разве такое возможно?
— В мире немало необычного. Во всяком случае гораздо больше, чем это принято считать.
— Но откуда вы знаете, что Камилла жива, мадемуазель?
— Я чувствую, — откликнулась Анна Перье. — Я чувствую — значит, знаю.
Планше, с опаской наблюдавший эту сцену издали, перекрестился.
— Теперь-то мне понятно, почему горожане потащили ее на костер, пробормотал он. — Непонятно мне теперь только одно — почему не отправили туда же и папашу?