Сны и Реальность Саймона Рейли
Шрифт:
— Что ты тут делаешь?
— Прячусь, — ответила она, выползая из-под кровати. Хотя, не сказал бы, что она была напугана.
— И как, получается? — не знаю, почему вдруг сказал именно это.
— Вроде, — она кивнула, расправив подол своего полосатого платья. На шее у девочки висел золотой амулет.
— И от кого спасаешься?
— Не знаю, но они колотятся в дверь и хотят меня убить.
— Почему именно убить? Они могут хотеть и подружиться? — я был спокоен, потому что знал, что ни со мной, ни с ней ничего не случится.
— Они злые...
— Это мой сон, я могу контролировать, что
— Обещаешь?
— Да.
— Спасибо, — и она улыбнулась...
На этом видение закончилось, и я пришел в себя на ковре в душной комнате экстрасенса Иллории. Судя по всему, сглаз был снят. Мама очень перепугалась, оно и понятно. Схватив меня в охапку, она направилась в прихожую, в которой было гораздо уютней, чем в комнате, бормоча:
— Так и знала, что не стоило сюда приходить! Шарлатанство!
Иллория не была ошеломлена такой реакцией клиента, оставшись стоять на месте, словно не слышала обвинений в свой адрес. Наверное, ей стоило удивиться, почему мама не забирает деньги, заплаченные за сеанс.
Поспешно надев на меня куртку и чуть не прищемив мне подбородок молнией, мама раздраженно сняла с крючка своё пальто.
Иллория неторопливо прохаживалась по прихожей, важная, словно императорский пингвин. Пронаблюдав, как мы одеваемся, она изрекла:
— Вы не все знаете про сына. Самый главный вопрос «кто он?» не дает вам спокойно спать...
Мама при этом напряглась, но взяла себя в руки и ответила:
— Я хорошо сплю.
Иллория перегибала палку, хвалясь своими якобы приобретенными от одной из прабабушек способностями.
— Вы боитесь, что мальчик окажется не совсем «нормальным»...
— Он нормальный! — мама распахнула входную дверь, выпихнула меня на лестничную площадку, жалея, что пришла к этой бездарной выдре, и покинула «обитель» духоты, темноты и спертого воздуха.
Когда мы спускались по лестнице, она раздраженно пробормотала: «Знаешь, Саймон, если когда-нибудь в жизни окажешься в затруднительной ситуации, то никогда не обращайся ни к гадалкам, ни к экстрасенсам». Я пообещал, что не буду. Мне в голову такая мысль точно не придет, я не верил в их способности. Да и мама всегда отвергала их. Но почему-то именно перед походом к Иллории здравомыслящий скептик её уснул и разомкнул свои заспанные очи только сейчас...
Что ж, закончим предаваться воспоминаниям и вернемся к тому моменту, когда мама вышла из нашей квартиры, оставив меня наедине с кашей.
С большим трудом покончив с овсянкой (меня учили, что выбрасывать еду плохо), я налил себе чая с молоком, опустил ложку, мерно размешивая получившуюся тёплую жидкость. Я всегда разбавляю горячий чай холодной водой, правда, нужная концентрация тепла получается не сразу, и на несколько секунд я становлюсь химиком, переливающим воду из одного сосуда в другой. Часы на кухне громко тикали, секундная стрелка выстукивала ритм бесконечности, растянутой и непонятной. Я никуда не торопился, вытянул ноги на противоположный стул, медленно приподнял чашку и поднес к губам, чтобы отпить, поморщился и отправился доливать кипяток.
В этот самый момент, словно камешек в голову, ударила писклявая трель телефона, и я, подскочив от неожиданности,
— Прикинь! Мне предки ролики подогнали! — радостно хвастался из трубки, приглушенный голос моего приятеля с фамилией Оважкин.
— Поздравляю, — я сделал вид, что рад за него. — Тем более ты ролики всё время у родителей клянчил. А это, своего рода, маленькая победа.
— Правда, они от двоюродного брата достались... — смущенно признался Оважкин. Он стеснялся материального положения собственной семьи. Родители редко покупали ему что-то новое и дорогое, деньги берегли, которых и так не хватало.
— Ничего страшного! Главное, что колесики есть... Ведь есть? — я даже начал иронизировать, чтоб его подбодрить.
— Да, — голос на том конце трубки развеселился. — Саймон, вываливайся во двор, заценишь!
— Сейчас буду.
Я вернулся на кухню, заглянул в свою чашку, понял, что не хочу это допивать, и вылил всё в мойку. Светло-коричневая жидкость растеклась по грязным вчерашним тарелкам.
И в хорошем настроении вышел во двор.
Старушки, у которых головы были покрыты узорчатыми платочками (чтобы не напекло), как всегда сидели на облезлой скамье у подъезда и обсуждали цены, еду, власть и собственные недуги. На детской площадке мамаши выгуливали детишек. Я зевнул и принялся ожидать своего приятеля.
Оважкин не заставил долго ждать. Он вышел из соседнего подъезда в любимом и, пожалуй, единственном спортивном костюме черного цвета с серыми полосками по бокам, в руках он держал ролики и сиял, как спелое яблоко, гордо вышагивая по двору. Я тут же поймал себя на мысли, что он напоминает космонавта, идущего уверенной походкой к ракете со шлемом в руках в предчувствии своего первого полета к звёздам.
Оважкин тут же бесцеремонно пихнул мне свои ролики, присоседился к бабушкам и стал снимать кроссовки, один из которых, по известному только ему закону физики, улетел под ноги старушкам. Перечисляя известные любезности, мне пришлось наклоняться и доставать его. Когда процедура снятия обуви закончилась, началась не менее важная церемония надевания роликов. Мой приятель пыхтел, бурчал и злился, но помощи не просил, считая, что и сам справится. Когда церемония окончилась, он встал, ну или по крайней мере попытался несколько раз. И вот приобрел весьма устойчивое положение, с наклоном туловища вперёд, держась за дерево. Я не выдержал и спросил:
— Ты кататься умеешь?
— А то!
Он отцепился от дерева, его длинные ноги тут же предательски разъехались, и мне пришлось страховать его от падения. Улыбаясь самой дурацкой из своей коллекции улыбок, Оважкин-таки отчалил от дерева, домахал руками до фонарного столба и вцепился в него, словно утопающий в спасательный круг.
— Неплохо! — крикнул я, пытаясь подбодрить. Нельзя смеяться над начинаниями, ведь смех может стать причиной, по которой начинания откажутся подниматься на новый уровень, да и желание этим заниматься у объекта насмешек пропадёт. Главное в такой ситуации — не спугнуть инициативу.