Сны и Реальность Саймона Рейли
Шрифт:
— Сиди, — скомандовала медсестра и ушла открывать дверь.
Через минуту в прихожую ввалился мой отчим Веригус и, ткнув в женщину пальцем, спросил:
— Ты кто такая?
— Просто помогаю этому мальчику... — начала было оправдываться медсестра, но отчим ее перебил.
— Я его забираю, — отрезал мужчина. — Его мать вчера умерла.
Я, услышав это, вздрогнул. Значит, это правда? Значит, мамы больше нет?
Я отшвырнул тарелку с недоеденной курицей. Нужно сходить в больницу, вдруг отчим врет?!
—
— Мне нужно к маме, — ответил я.
— Твоей мамки больше нет...
— Это неправда! — крикнул я, вскочив.
— Ты теперь будешь жить со мной.
Невозможно было понять его настрой: жалел он или, наоборот, был рад такому раскладу.
— Нет!
— Болван, — с этим словом отчим подошел и, взяв меня за шкирку, потащил в прихожую...
***
На похороны мы не ездили. Отчим считал, что нам там делать нечего. Я не знаю, любил он маму, или нет. Казалось, что любовь и Веригус — несовместимые понятия.
И зачем он оформил опекунство надо мной?
Недолго продлилось наше совместное проживание. Веригус был отравлен на корпоративе собственной компании, а меня через суд отправили на воспитание к тёте Ире, двоюродной сестре матери. Больше про родственников я ничего не знал.
Года через четыре мы переехали в Зебровск, столицу Зебландии. Обосновались на улице Корди в доме 28 около городского парка.
— Может, пойдешь, прогуляешься? — поинтересовалась тётя Ира, заглядывая ко мне в комнату, — последняя неделя лета, как никак.Я не ответил, продолжая что-то рисовать карандашом в альбоме.
С тех пор как сюда переехали неделю назад, я безвылазно сидел в комнате, окруженный бесчисленными рисунками.
— Ты что, не слышишь, что я говорю! — рассердилась тётя Ира. — Хватит изображать затворника.
— Сейчас, — буркнул я, не выпуская карандаша и продолжая рисунок.
— Покажи, что ты там у тебя... — она выхватила альбом.
Я молча наблюдал за реакцией, интересно, конечно, как она протекает, но неприятно, когда вот так выхватывают из рук! Тётя, знала, что я обычно изображаю или острые скалы, о которые бьется морской прибой или грозу, или спешащих куда-то серых людей посреди пустыни... или что-то в этом роде. Хотя, чаще всего, рисовал портрет матери.
— Кто это? — удивилась она, увидев, что на рисунке изображена девушка, а сам он очень похож на чёрно-белую фотографию.
— Я не знаю, — честно признался я. — Она мне приснилась.
— Приснилась? — удивилась тётя.
— Да, — кивнул я.
На самом деле таких рисунков у меня было много. И на всех изображена девушка из сновидений. Вам ведь не приятно, когда лезут в вашу жизнь? Вот и я ничего не рассказывал тёте.
— Ладно, — тётя Ира вернула альбом. — Но сегодня ты должен выйти на улицу!
И вышла из комнаты.
Я
Я вышел. Теплый летний ветер погладил волосы. Постояв минут пять возле подъезда и ощутив запах жареной рыбы, решил вернуться в дом, но меня остановил мужской голос:
— Что-то я тебя раньше не встречал! Привет! Вы недавно переехали? — этот вопрос задал кудрявый паренек в синей кепке, намного ниже меня ростом.Я остановился, раздумывая, надо мне это новое знакомство или нет.
— Эй! Ты глухой? Я вроде как поздоровался! — возмутился тот, пытаясь помочь жестами объясниться.
— Я вроде как тоже! — съязвил я.Такой неожиданный ответ привёл парня в недоумение.
Но дверь подъезда открылась и вышла тётя Ира.
— Вот ты уже и друга себе нашел! — воскликнула она.
— Дмитрий Морквинов, живу в соседнем доме, — отрекомендовался друг.
— Тогда проходите к нам, попейте чаю, пообщайтесь, — решила за нас тётя. — А я пойду куплю чего-нибудь вкусненького.
— Ну, пойдём, что ли...
***
— У вас тут мило, — оценил «гость», снимая ботинки.
Я понимал, что так быстро от него не отделаться и сердито смотрел, как гость снимает кепку и приглаживает кудрявую челку перед зеркалом.
— Чего ты злишься? — заметил гость.
— Вовсе я не злюсь.
— Общаться со мной не хотел, а сейчас мечтаешь спровадить. У тебя, вообще, друзья есть или ты людей ненавидишь?
Я не знал, что ответить, это было слишком нагло с его стороны. Друзей у меня вообще не было. Ни в этом городе, ни в прошлом. После смерти матери, внутри что-то перевернулось, я стал замкнутым и предпочитал одиночество. Даже с Оважкиным поссорился.
— Судя по ответу, — заметил Морквинов, — друзей у тебя нет. Можно пройти?
И он направился к моей комнате, в которую я даже тётю Иру старался не пускать без разрешения.
— Меня, кстати, Дмитрий зовут...
— Саймон...
— Ну, вот мы и познакомились! — улыбнулся Дмитрий и протянул мне руку.
Я пожал руку в ответ.В комнате его взор привлек письменный стол, заваленный рисунками. Я не хотел, чтоб он их увидел, ведь это, в конце концов, личное! Но Дмитрий уже держал в руках один рисунок, тот самый, который видела сегодня тётя Ира.
— Это ты сам нарисовал? — удивился Дмитрий.