Сны Лавритонии. Книга 1: Тьма над горой
Шрифт:
– Но ты ведь и вправду можешь их оживить? – спросил Плим, вспомнив свинокозла.
– Нет! – ответила дриада.
– Можешь! Я собственными глазами видел.
– Ошибаешься, дровосек. Я могу вдохнуть жизнь в камень, но это не то же, что воскресить кого-то.
– Не понимаю тебя! Какая разница? Они ведь тоже стали камнями.
– Не просто стали – их жизни отняты. Я могу их пробудить, но это будут уже не они – не семья Обалдуя, а только жизненная сила, заставляющая их двигаться и делать то, что характерно природе големов. Если я оживлю изваяние зайца, он будет вести
До Плима стало доходить.
– А если ты оживишь каменную горгулью, то это будет монстр со всеми качествами летающей фурии?!
– Вот именно! Притом монстр, всецело подчиняющийся истинному носителю образа, тому, кто поселился в теле нашей старушки – их Королеве.
– И что же на это ответил Обалдуй? – спросил Плим.
– О, он уцепился за обещание горгульи всей своей големовой твердолобостью. Обалдуя не убеждают мои слова, что старуха морочит ему голову. Он хочет вернуть свою семью и приходит в ярость, если сказать ему, что это невозможно.
– И только поэтому ты его так ненавидишь?
– Только поэтому? – возмутилась дриада. – Ты сам видел, на что он способен. Обалдуй бросил свою семью погибать, а сам трусливо избежал смерти, а теперь верно служит той, кто виноват в гибели его семьи. Он не гнушается ничем, чтобы получить своё. Ты считаешь, этого мало, чтобы его ненавидеть?
Дриаду трясло от негодования.
– Признаюсь, у меня тоже есть повод держаться за жизнь, – продолжила она, успокоившись. – Не ради себя, а ради кое-кого другого… Обалдую было велено выбить из меня мой дар всеми доступными средствами с одним условием – я не должна умереть. И всё же его методы всегда отличались особой жестокостью. Вот почему я поклялась ему отомстить. Я сопротивляюсь, но знаю, однажды мне всё же придётся сделать то, чего от меня хотят – оживить всю эту нечисть.
Когда я впервые оживила каменную крысу, он схватил её и кинулся к старухе. Ведьма пообещала вернуть ему семью, как только пробудится армия, которую ты видел внизу.
Обалдуй не хочет признавать, что висит у неё на крючке. До сегодняшнего дня мне удавалось сдерживать их опыты по превращениям. Но тут появился ты человек, который может обеспечить меня нужным количеством «оживляющего» материала. Голем хоть и туповат, но отнюдь не дурак. Он понимает, что теперь я не смогу ссылаться на то, что мне не хватает жизненных сил.
Дровосек, мы подошли к опасной черте, где наша жизнь зависит только от нашего характера. Мы станем не нужны, как только планы старухи осуществятся. Теперь понимаешь, почему мне важно знать, кто ты, и почему вопреки всем законам слышишь мой голос. До сих пор я думала, что на земле есть только один человек, который на это способен.
Плим заметил, как дриада вдруг осеклась.
– О ком ты говоришь? – спросил он.
– Неважно, – ответила она, – я не готова открыться. Если ты запираешься, то и я не стану откровенничать с тобой.
– Я запираюсь? – возмутился Плим. – Послушай, не знаю, что ты себе надумала,
– Если ты всего лишь исключение, то я ещё более удивлена, потому что именно ты и именно сейчас оказался здесь.
– По-твоему получается – нас кто-то свёл? Какие-то высшие силы? Брось, я не верю во всю эту чепуху, иначе можно решить, что кто-то вмешивается в нашу судьбу.
Дриада задумалась над тем, что сказал Плим, и спустя минуту вдруг произнесла:
– Такое возможно, раз уж ты решил допускать исключения. И если честно, мне бы это тоже не понравилось.
Глава 14: Медведь
Обалдуй высыпал к подножию глыбы горсть самоцветов. После долгой зимы это был первый по-настоящему ясный день. Лапы елей отливали перламутровым изумрудом. В глубоких прогалинах ещё встречались островки рыхлого водянистого снега, но несмотря на это можно было считать, что весна уже наступила.
Скоро год с того дня, как он потерял семью. Обитая в глубине пещеры, он не делил жизнь на сезоны, но сегодня словно почувствовал, как замкнулся круг. В груди неприятно свербела тоска. В дальней штольне он наковырял разноцветных камушков (очень уж они нравились его жене) и, сам не зная почему, притащил их сюда. Опять же, наверное, потому, что Омахе бы это понравилось.
Эта весна была другой. Не было слышно ни пения соловья, ни прочих звуков. Только шелест молодой листвы и унылый скрип деревьев. Такого никогда прежде не случалось. Лес просыпался от зимы, но в то же время был мёртвым.
Вчера он слышал, как охотники травили собак на зверя. Вероятно, какой-то кабан забрёл, не почуяв, как гибельно это место. Странно! Обычно звери умнее и проницательнее людей. Они не стали бы строить гнёзда и рыть норы там, где им угрожает опасность. Обалдуй пожалел, что не смог уловить эту тревогу в своё время, иначе непременно увёл бы семью далеко по подземным тоннелям. Теперь же он был прочно привязан к горе.
Вообще-то он не любил думать. От мыслей болела голова. Но сегодня они не давали покоя и уже причиняли боль. В раздражении он ударил себя по лбу, сшиб куст крапивы и поднялся, чтобы идти в пещеру. Тут-то он и увидел её – девушку, стоящую у подножия холма.
С ней была лохматая собака. Обалдуй видел девушку и раньше – зимой. Тогда она просто прошла мимо, но сейчас стояла и смотрела в его сторону. «Неужели она меня увидела?» – заволновался Обалдуй. Ещё недавно ему было всё равно, что ждёт людей, рискнувших подняться наверх. Его дело предупредить старуху, а та уже пусть делает то, что посчитает нужным. Но сегодня настроение было другим. То ли из-за воспоминаний, то ли из-за погоды, но ему вдруг захотелось сделать всё по-своему. Маленький бунт, о котором старуха ничего не узнает.