Сны Лавритонии. Книга 1: Тьма над горой
Шрифт:
– Какой ещё остаток дней? Вы же не думаете, что старуха переживёт эту молодую полную сил дриаду?
Вестовой тяжело вздохнул.
– Хорошо. Строго между нами! Эта старая карга переживёт всех нас. Да и вообще-то, отшельница которая здесь жила, должна быть благодарна, что её телу дали шанс… Как бы это сказать?.. Ещё пожить на этом свете. Вы понимаете, о чём я?
– Конечно, понимаю. Вы ели белену на пару с этой… чокнутой!
Вестовой закатил глаза.
– Я хочу сказать, что эта старуха – не совсем старуха. Только её тело.
– Она что, ведьма? – рыжие брови бургомистра взлетели вверх.
– Да
– Конечно! Я всегда доверяю Королю, но согласитесь…
Вестовой с негодованием ударил кулаком по столу.
– Вот и доверяйте! А теперь вы вернётесь в свою деревню и будете держать рот на замке. Всё, что от вас требуется, – это быть начеку. Я не говорю, что что-то случится, просто следите за тем, чтобы особо любопытные носы оставались там, где им положено оставаться. Повторюсь! Вряд ли кому-то взбредёт в голову лезть на холм. Но даже если это случится, знайте, здесь есть кому встретить незваных гостей, – вестовой понизил тон. – Я говорю сейчас про нашу старушку. Остальное вам знать не нужно. Управляйте своей деревней и спите спокойно.
Всё это время Плим присутствовал при их разговоре, наблюдая в открытое окно, как в клетке сидит одинокая дриада. Теперь же он почувствовал холод и тяжесть цепей на руках. Он снова был в пещере. Весенняя ночь и чужая тайна печатью случившегося застыли в прошлом. Можно ли понять такие вещи? Теперь он точно знал, что его никто и никогда не найдёт. Живой дровосек – угроза для секретов важных людей. Этот напыщенный рыжий таракан наверняка сделал всё, чтобы сбить собак со следа.
Плим не знал, сколько длилось видение, но пришёл в себя как раз вовремя. Из дыры напротив вывалилась гремящая, как камнепад, фигура Обалдуя. Он подошёл к дровосеку и снял с него цепи.
– У тебя назначена встреча.
– Да неужели? И с кем же? Уж не с главным ли поваром этой кухни?
Обалдуй сгрёб дровосека в охапку и потащил в скрытую темнотой часть пещеры. Плим предполагал, что здесь должен быть ещё один выход, но увидеть конструкцию, которая поднимет их на поверхность, он никак не ожидал.
Они вошли в деревянную клетку, от которой тянулись верёвки. Обалдуй швырнул Плима в угол, а сам стал вращать массивное колесо. Клетка быстро поползла вверх.
– О, это совсем другое дело. А я-то боялся, что нам придётся скакать по ступеням. Раз-два – к вечеру, гляди, были бы на месте.
Обалдуй тяжело дышал и не отвечал на остроты Плима.
Было пасмурно, но дневной свет всё равно резанул глаза. Плим втянул шею, защищаясь от колючего ветра. Эту часть холма он не сразу узнал. Вокруг та же картина, за исключением того, что склон был испещрён впадинами, присыпанными снегом. «Вот где они дёргают берёзы, – догадался Плим. – Весь холм пропололи».
Они подошли к хижине. Обалдую пришлось бы встать на корточки, чтобы пройти в дверь, да и тогда бы он разворотил косяк своей каменной спиной. Едва касаясь мизинцем двери, он постучал.
Глава 12: Каменная армия
Старуха
Старуха через зеркало смотрела на вошедшего Плима (то самое зеркало из видения дриады). Своими узловатыми пальцами она скребла деревянный подлокотник. Плим не собирался начинать разговор: «Ты меня пригласила, ты и говори». Но старуха тоже молчала. Она сковывала его волю, показывала Плиму, кто здесь хозяин, приручала его как собачонку: «Сидеть! Ждать, пока не будет позволено!». Наконец она прервала молчание.
– Тебя вчера искали.
Дровосек кивнул. Время демонстрировать удивление ещё не пришло.
– С собаками. Чуть было не поднялись на холм. Были так близко.
Плим хотел было спросить, уж не сам ли бургомистр его искал, но вовремя спохватился. Старуха ведь не знала, хотя, возможно, и догадывалась, о его способности устанавливать мысленную связь с дриадой. Впрочем, не возможно, а наверняка догадывалась. Он ведь сам сказал ей на лестнице, что слышал чьё-то пение. Эта мысль Плиму не понравилась, но он постарался успокоиться: «Ну и что, что сказал! В конце концов я ведь не сообщил ей, что слышал слова песни – просто звуки, непонятное мелодичное дребезжание. Или про слова я ей тоже сказал?» – Плим не мог вспомнить. В тот день он так приложился головой к стене, что не был ни в чём уверен.
– Ты помнишь, что сказал мне там, на лестнице? – кресло вместе со старухой повернулось. Теперь, когда они встретились взглядом напрямую, без зеркала, он почувствовал себя мотыльком, пришпиленным булавкой к деревяшке. Её водянистые, с жёлтыми прожилками глаза, казалось, смотрели прямо в мозг.
– О, крутящееся кресло, – Плим сглотнул слюну, – очень удобно. Да, я помню. Помню, что позволил себе одно неосторожное слово – «ведьма». Признаю, что был неправ. Готов принести искренние извинения и отправиться домой. Кстати, ущерб за разбитую лампу можешь вычесть из стоимости дров.
Старуха перестала скрести подлокотник. На её руках Плим заметил струпья, напоминавшие хлопья высохшего крахмала. «Что это? Что-то вроде линьки после превращений?»
– Забудем про «ведьму». Я не в обиде. Но ты сказал, что слышал слова песни.
Плима будто обдало кипятком. Он действительно так сказал? Ему припомнилась позапрошлая ночь и удивление дриады: «Никто не может слышать моего пения! Ты особенный». Но он действительно слышал. Не просто мелодию – слова. Неужели в этом всё дело? Неужели из-за этого он сейчас стоит здесь и пытается оправдаться? В чём? «Не наделай глупостей», – опять же предупредила его женщина. Хотел бы он знать, что сейчас сойдёт за глупость, а что – нет. Может, стоит огреть старуху чугунком по голове и это будет вершина благоразумия. Ну да, огреть, а потом шагнуть в «крепкие объятия» каменного великана. Остаётся одно. Изображать удивление и всё отрицать, даже если уже сболтнул лишнего.