Собака Кантерсельфа
Шрифт:
– Если хочешь, я могу тебя убить. И драть потом мертвую.
– Что ты на этом зациклился, – Марж слегка отодвинулась, чтобы в следующую секунду оказаться в железном хвате Прыг-скока, который вынул у нее бритву из пальцев, просто взял, но было полное ощущение, что скромное действие пытаются осуществить при посредстве ковша экскаватора, еще бы немного, и он раздавил бы ей пальцы.
– Больше никогда так не делай! – строго наказал он. – Если хочешь жить, поможешь мне.
– Что я должна сделать, и что я
– Делать ничего не надо. Когда вернешься в дом, не закрывай двери. Ну и не дай взорвать хибару, я знаю вы туда понапихали взрывчатки. Для этого возьми пульт управления в руки все. Дальше дело техники. Будет интересно, я обещаю.
Будет интересно? Марж содрогнулась, вспомнив, как умирали салаги. Завязанные рты, безмолвные конвульсирующие фигуры. И перед ними суетящаяся, нескладная, смешная фигура в большом кожаном переднике, чтобы не забрызгаться.
– Люди меня достали, вот и все, – пояснил он потом, когда ночь кошмаров закончилась. – Никогда не пытайся меня достать.
Теперь они сидели напротив друг друга в тесном фургоне, и Марж переполняли взаимоисключающие чувства – страха, ненависти и одновременно надежды. Ведь он обещал доставить ей Секу! Это застило ей все. Правильно говорят, что любой мужчина может сказать о женщине плохо, но любая женщина скажет о женщине еще хуже. Марж ненавидела Секу, как может ненавидеть только женщина. Не разумом, сердцем, нутром, сущностью. Все в ней тряслось, едва она вспоминала ее нескладную фигуру. Лучшая, видишь ли, она? Посмотрим, как она умрет, как ее будет потом этот урод драть мертвую. Тьфу, ты, привязалось.
– О чем ты думаешь? – спросил вдруг Прыг-скок, и у нее возникло дурацкое чувство, что он прочитал ее мысли.
Впрочем, это было не трудно. Трудно было жить с ненавистью в душе, ложиться спать с ней, просыпаться. Не жизнь, а сплошное сосуществование с невыносимым всепожирающим чувством. Она от переизбытка чувств пнула ногой труп.
– Неинтересно бить мертвое. Боль можно доставить только живому, – философски заметил Прыг-скок. – Ну что пошли?
Она кивнула, и он распахнул дверцу. Прямо напротив хлебного фургона, где они обосновались, светились неоновые буквы "Мадрас".
32.
Южное шоссе перекрыл стоящий поперек движению 8-ми осный спилер. Машины, подчиняясь сигналам спецмоновца с жезлом, не доезжая, разворачивались через две сплошные полосы и ехали обратно. Спецмоновец спокойно относился к тому, что водители нарушают правила, но как только Сафа съехал на обочину и заглушил двигатель, сразу обратил на него внимание. Он даже опустил жезл и теперь стоял, уперев руки в бока. Словно говоря, кто это у нас такой наглый.
– Зря ты это. Включи двигатель и уезжай! – быстро проговорила Сека.
– Ты еще не знаешь, что может такая маленькая штучка, как взятка, –
– Я тебе говорю, что это не тот случай! Уезжай немедленно! А поздно!
Дюжий спецмоновец неспешно подошел, недобро и многообещающе похлопывая жезлом по ладони.
– Что случилось, командир? – спросил Сафа.
– Ты чего, гавнюк, разучился команды регулировщика выполнять? Так я тебя научу!
Ого, крутая заваривается каша, понял Сафа. Спецмоновцы с ходу никогда не грубили.
Полит корректность и все такое. Местное быдло оскорблять не принято. Во всяком случае, сразу. Похоже, что-то кардинально изменилось.
– У меня там бабушка. У нее день рождения. Пропусти, командир, – заканючил Сафа, одной рукой демонстрируя сотенную купюру, а второй заводя мотор, что-то заставило его это сделать, возможно, взгляд спецмоновца, становящийся все более подозрительным. – Давай договоримся, и я тихонько объеду твой утюг, никто и не узнает.
– Что ты тут несешь, сучонок местный? – он, наклонившись, заглянул в кабину и внимательно оглядел их обоих. – Куда собрались? Признавайтесь, голубчики!
Сафа понял, надо рвать и незаметно включил заднюю скорость. Машина тихо покатилась назад.
– Куда? – заорал спецмоновец. – Я еще не закончил! Документы на машину предъяви!
– Жми! – крикнула Сека. – Не останавливайся!
Сафа вдавил педаль до отказа. Никогда еще он не ездил так быстро задним ходом.
Спецмоновец вынул сотовый телефон и стал что-то торопливо наговаривать.
Сека вдруг дернула руль, и машина на полном ходу развернулась, едва не перевернувшись.
– С ума сошла! – возмутился Сафа.
– Я ж тебе говорила, не останавливайся! Теперь они знают про нас! Уходи с Южки, они ее уже блокировали!
– Да откуда ты знаешь?
– Сворачивай! – рявкнула Сека.
Подчиняясь, он свернул на второстепенную дорогу, ведущую в поселок котетджного типа, новострой, который не успели заселить сбежавшие вовремя толстосумы. Он казался пустынным, но за первым же поворотом стояли пешие спецмоновцы. Сафа проскочил дальше в поселок.
– Плохо, они нас заметили! Да и с Южки видно! – покачала головой Сека. – Сворачивай!
– Куда? Здесь нет дороги!
– Сворачивай, говорю! – она указала на заброшенный участок.
В свое время здесь только начали строить, но дальше ямы под фундамент не продвинулись. Яма и вынутый грунт обильно поросли травой и теперь здесь было поле.
Машина еле ползла, дерн и жесткая трава громко скребли днище. Кое-как миновав участок, они оказались на соседней улице. Двинулись, было вправо, но вынуждены были остановиться, когда увидели за ближайшим поворотом дымок сигареты. Их ждали.
– Назад! – велела Сека.
– Может, у них месячник какой? – недоумевал Сафа, тихо разворачиваясь.