Собака мордой вниз
Шрифт:
Первый камень бросила интеллигентнейшая старушка Сталина Александровна:
– Ваши рахитичные дети, зачатые в пьяном угаре, лишают людей заслуженного отдыха! – гневно обличила она.
– А чем они провинились?! – вскинулась правнучка инженера Копнова, нервно привлекая к себе своих крепышей.
– Носятся с утра до вечера, как сраный веник! – заорала Валентина. – Ноги бы им обломать, троглодитам!
– Ты лучше за мамашей слабоумной приглядывай, – посоветовал Игорь, – пока мы тут все ее мочой не захлебнулись.
– Кровью своей захлебнешься, – зловеще пообещал
– Ах ты, гнида камерная! – взревел Игорь, вытягивая его за шкирку из-за широкой спины Валентины. – Да я тебя сейчас по стенке размажу!
Затрещала разрываемая в клочья рубашка, заголосили женщины, испуганно закричали мальчишки.
– Убивают! Убива-ают! – блажил Васятка.
И Соня, предусмотрительно заперев дверь, набрала номер милиции и трагически зашептала:
– Немедленно вышлите майора Шарафутдинова по адресу Большая Дмитровка, дом шестнадцать, квартира три! У нас тут преступление совершается! Он знает…
…Было совсем поздно, когда в ее комнату решительно постучали. Страсти к тому времени давно угасли, и Соня задремала в кресле под тихий шелест телевизора. Вскочив с тяжело бьющимся сердцем, она бросилась к двери. На пороге стоял майор Шарафутдинов.
– Ну что, Софья Образцова? Страсти вокруг вас так и кипят. Как вы ухитряетесь не вылезать из гущи событий, не покидая своей каморки? Вот вам повестка, жду вас завтра в отделении в двенадцать часов.
– Зачем? – удивилась Соня.
– Что значит зачем? – в свою очередь, удивился майор Шарафутдинов. – Будем вас от общества изолировать, поскольку вы являете собой объект повышенной опасности. Я в последнее время жену свою реже вижу, чем вас. Дома почти не бываю – бегаю по вашим вызовам. Не успею из одной беды вытащить, как вы уже в другую вляпались. Для этого особый талант требуется.
– Нет, подождите! – заволновалась Соня. – При чем же здесь я? Правильно говорят, что с милицией лучше не связываться. Человек проявляет гражданскую активность и сам же оказывается виноватым. А истинные преступники в это время разгуливают на свободе!
– Язык у вас подвешен неплохо, – засмеялся майор. – А вчера стояла, как обкаканная. Испугалась так сильно?
– Что вы выдумываете? – вспыхнула Соня. – Чего мне бояться?
– Вот это правильно, – похвалил он. – А вызываю я вас завтра в качестве свидетеля для дачи показаний по вчерашнему происшествию.
– Тогда я, конечно, приду.
– Да уж сделайте такую милость, сударыня, приходите…
На следующий день, когда Соня, коротко стукнув, вошла в кабинет майора Шарафутдинова, тот, вальяжно откинувшись на спинку стула, разговаривал с какой-то крашеной блондинкой. Блондинка в изысканной позе, позволявшей насладиться всеми изгибами ее плотного тела, с нескрываемым раздражением посмотрела на вновь прибывшую.
– Закройте дверь с той стороны, вас позовут.
– Нет, нет, – оживился майор Шарафутдинов, жестом приглашая Соню садиться. – Проходите, Софья Образцова. Мы уже закончили.
– Да мы еще и не начинали, – окрысилась блондинка.
– Свободны, лейтенант!
В
Удивительное дело – едва переступив порог этой комнаты, Соня таинственным образом поняла, что крашеная блондинка-дознаватель безнадежно влюблена в своего начальника и вся ее агрессия вызвана появлением другой женщины, в которой она мгновенно почуяла угрозу своему гипотетическому счастью. Ну не странно ли? И разве не чушь собачья? (Вот тоже, кстати, непонятное выражение. Почему именно собачья, а, например, не баранья, что гораздо логичнее, или, допустим, лошадиная? Что, впрочем, столь же нелепо. Откуда вообще эта странная приверженность к собаке? Собачья жизнь, собачья смерть, собачья радость, сукин сын, сучий потрох. А ведь милейшее, казалось бы, существо, друг человека.)
Пока Шарафутдинов задавал Соне разные вопросы, а она старательно на них отвечала, нервничая под взглядом его горячих черных глаз, в комнате появился еще один колоритный персонаж – громила с кулаками молотобойца окинул Соню оценивающим взглядом и подсел к блондинке. Они склонили друг к другу головы, как два заговорщика, и зашуршали камешками слов. И Соне почему-то казалось, что шуршат они не просто так, а именно о ней.
– А как вы объясните тот факт, что Погребенный не взял кассу?
– Он умер?! – изумилась Соня.
– Кто?! – в свою очередь, изумился майор.
– Ну, этот… грабитель.
– С чего вы взяли? Жив-здоров, чего и вам желает.
– Вы только что сказали, что его… погребли.
– Кого?
– Ну, я не знаю, кого у вас тут… гребут, – разволновалась Соня. – Вы сказали…
– С ума с вами сойдешь! Это у него фамилия такая – Погребенный.
– Странная какая фамилия. Интересно было бы проследить ее этимологию.
– Это еще что! – похвалился майор Шарафутдинов. – У меня по одному делу проходил некто Неродисьгречкакучерявый. Так и пишется – в одно слово.
– Правда?! – развеселилась Соня. – И что же он натворил с такой экзотической фамилией?
– Его убили, – сухо пояснил майор. – Так почему же все-таки Погребенный не тронул кассу, а заодно и вас с Капустиной, а принялся громить витрины? Нелогично как-то получается.
– А почему вы меня об этом спрашиваете?
– А потому что, уважаемая, – вступил в разговор громила, – есть у нас серьезные подозрения, что Погребенный действовал по наводке. И навел его один из ваших сотрудников.
– Вы что же, хотите сказать, что мы сами?! – взвилась Соня. – Вы что, белены объелись?
– Вы нам тут дуру не валяйте, – возвысил голос молотобоец. – Не таких обламывали…
– Вы все здесь такие крутые пинкертоны, – вспыхнула Соня, – что можно подумать, будто преступность у нас вырублена на корню. Однако она цветет махровым цветом, в том числе и в ваших доблестных рядах. Так что поменьше спеси. Вы в полной заднице, ребята!
– А вот я тебя сейчас посажу на пятнадцать суток за такие оскорбления работников милиции… – зловеще пообещала блондинка.