Собаки и олигархи
Шрифт:
Кроме Илана, рядом никого не было. От происходящего его отделяли каких-то двадцать метров. События разворачивались настолько быстро, что Илан не успел ни на что решиться. По его словам выходило, что женщина упорно сопротивлялась, и он уже думал, что у наркомана ничего не получится, но тут появился Алекс. Он подбежал к женщине сзади и сильно дернул за цепочку на ее шее. Цепочка надорвалась с первого раза, женщина от испуга замолкла и выпустила сумку. Наркоман с футболкой на лице от неожиданности, с сумкой в руках, упал назад. Илан видел, как Алекс помогал ему встать и, подставив ему плечо (после падения наркоман хромал), помог быстро уйти за дома. Друг рассказал мне, что в тот момент, когда наркоман вставал, опираясь на руку Алекса,
Тот взгляд Алекса потом еще долго тревожил Илана и заставлял его просыпаться посреди ночи в холодном поту. После происшествия мы целыми днями говорили только о том, стоит ли Илану жаловаться в полицию. Чтобы не столкнуться с Алексом, мы совсем перестали появляться на площадке. Несколько раз, обычно по вечерам, Илан решал, что назавтра он все-таки пойдет в полицию. Мимо полицейского участка мы проходили ежедневно по дороге в школу и обратно. Несколько раз мы даже заходили в его двор, уже окончательно решив пожаловаться, один раз даже ждали минут десять в очереди, пока освободится дежурный, но каждый раз так и уходили ни с чем.
Илан понимал, что Алекс узнал его. Он рассказывал, что несколько раз шел по улице и видел машину Алекса, ему казалось, что тот подстерегает его, а однажды, когда Илан ждал отца рядом с супермаркетом, машина Алекса резко притормозила у тротуара, Алекс вышел из нее и уже направился в его сторону, но тут из супермаркета вышел отец Илана, и Алекс свернул налево, к лотерейному киоску.
Через несколько недель Алекса все-таки арестовали. Мне до сих пор точно не известно, за что – за ту сумку или за распространение наркотиков. Он сидел несколько месяцев или даже год в тюрьме и освободился досрочно. Освободившись, он бросил наркотики и серьезно взялся за свой слесарный бизнес, начал встречаться с Леной, нашей с Иланом сверстницей, – она училась в параллельном классе, и мы ее хорошо знали, – и позже женился на ней, превратившись в образцового семьянина. Мне кто-то рассказывал, что Алекс полностью выплатил ущерб той пострадавшей женщине, а потом еще несколько лет помогал ей деньгами.
Илан как-то случайно встретил Алекса и Лену несколько лет спустя в беэр-шевском торговом центре и был удивлен, когда тот сам подошел к нему и крепко пожал его руку. Обращаясь к Лене, Алекс сказал на полном серьезе: «Благодаря этому человеку я забросил наркоту и встретил тебя». А Илан так и не понял, что именно Алекс имел в виду.
Вы спросите, где же в этой истории место моим воспоминаниям о бессилии и стыде за собственное малодушие? Но они были. Впрочем, вам судить, были ли – в полицию Алекса сдал именно я, и именно после этого его арестовали.
Как-то раз вечером я шел домой один с урока английского, и неожиданно меня сильно толкнули сзади. Я полетел кубарем, сильно стукнулся о стоявший рядом забор и упал. Сразу же меня сильно ударили ногой под ребра. Алекс был пьян, он схватил меня за футболку, поднял и толкнул спиной к фонарному столбу. То, что он говорил и как он материл меня, я не буду повторять, но суть была в том, что он знал про Илана, знал и то, что мы с Иланом неразлучны, и понимал, что Илан не мог не рассказать мне о том, что произошло. Алекс даже не спрашивал меня, знаю ли я, а просто сказал, что если мой друг пожалуется в полицию, он найдет способ свести с ним счеты. Потом он снова сильно мне врезал и ушел, оставив меня лежать на тротуаре.
Через несколько дней, немного отойдя от побоев, тайком от Илана я пожаловался на Алекса в полицию. Пожаловался только на то, что случилось тогда с женщиной, – сказал, что это я был свидетелем того, что произошло, и что долгое время просто боялся идти в полицию. Уже не помню почему, но о том, что Алекс избил меня, я промолчал. Его арестовали, наверняка нашли у него дома наркотики и в тот же день арестовали того наркомана, что был с ним. Наркоман, видимо, дал свидетельские показания, и до суда не дошло – Алекс сознался и заключил сделку
Юник
Израиль. 1998 год.
В какой-то момент я подумал, что еду слишком быстро, но тут же обратил внимание на то, что все вокруг едут еще быстрее – справа и слева буквально пролетают обгоняющие меня машины, чиркая шинами на запредельной скорости, с огнями фар, чертящими сплошную огненную полосу. Вдруг я увидел, что стрелка спидометра показывает только сорок пять, и тут меня пробил холодный пот: сейчас два сорок пять ночи, а я еду совершенно обкуренный в среднем ряду трехполосного шоссе. И хотя мне самому скорость кажется запредельной – настолько, что едва удается удерживать руль двумя руками, чтобы ехать прямо, – на самом деле я едва плетусь.
Подумал, что стараюсь ехать в точности как при проверке уровня алкоголя в крови водителя, когда полицейский просит пройти прямо десяток метров. Ассоциация про алкогольный тест, видимо, возникла не зря – мне еще минут пятнадцать ехать до общежития, я не пристегнут, и в двухстах метрах от меня из припаркованной справа у обочины полицейской машины, как в замедленном кино, выходит мужчина в голубых штанах и рубашке и машет, призывая остановиться. К своему ужасу, вспоминаю, что в нагрудном кармане рубашки лежит еще один нетронутый джойнт.
Скорость такая, что особо сбрасывать ее не приходится – неуклюже напяливая через плечо ремень в попытках пристегнуться, я осторожно выруливаю в правый ряд и останавливаюсь в тридцати метрах позади полицейской машины, панически соображая, куда выкинуть джойнт. Пока полицейский не подошел, через открытое пассажирское окно бросаю джойнт в кусты в надежде, что меня никто не видит, долго не попадаю ремнем в защелку и наконец пристегиваю ремень.
Паинькой, обсыхая от холодного пота на ветерке, сижу минут пять пристегнутый, с руками, приклеенными по обеим сторонам руля, пока до меня доходит, что полицейский, собственно, останавливал не меня. В зеркале заднего вида вижу, что страж порядка занят другой машиной, бегает туда и обратно от нее к своей и в мою сторону даже не смотрит. Включаю левый поворотник и медленно вписываюсь в правый ряд. Дальше еду только в нем, стараясь ничего не замечать, и даже у светофора останавливаюсь на мигающий зеленый. Холодный пот действует отрезвляюще – у общежития паркуюсь совсем без белочек, прилежно держась обеими руками за руль, как во время водительского теста.
Выброшенного джойнта жалко. Я рассчитывал использовать его в целях сближения с новой соседкой Натали. Это русскоязычная девочка моего возраста, иммигрировшая в Штаты примерно в то же время, когда я приехал в Израиль, и решившая провести семестр в Хайфском универе по какой-то программе. Она говорит с английским акцентом по-русски и много курит Marlboro. Неделю назад Натали с негритянкой-толстушкой Коули вселились в соседнюю квартиру, и все эти дни я упорно, но безуспешно пытался подкатить к ней. В лифте я настроен еще оптимистично и надеюсь, что для решения вопроса мне хватит остатков водки в морозилке. В фойе общежития жизнь бьет ключом, как будто сейчас не три часа ночи, а ранний вечер. Дверь в нашу квартиру открыта, и из закрытой комнаты Дани приглушенно бухает ударными тяжелый рок. На ступеньках рядом с лифтом бренчит на гитаре мой сосед по комнате, длинноволосый Оуэн. Он тоже из Штатов, ему за тридцать, и в своих дырявых джинсах, серой майке-алкоголичке и шлепках на босу ногу он выглядит как типичный патлатый вудстокист. Там же замечаю Натали с Коули – взгляд Натали восторженно прикован к Оуэну, она готова зачать с ним детей и создать новую религию. На мое приветствие отвечает только толстушка.