Собаки мертвы
Шрифт:
В саду витал дивный дух цветущих яблонь. Он был куда лучше того, дикого запаха, который она почувствовала в родительской спальне. Впрочем, все позади, это был просто сбой в системе, сейчас все хорошо. Надо же, как зарос сад… Дорожки слабо просматривались среди густой молодой травы, которую в этом году еще никто не косил. Не факт, что косили в прошлом. Повсюду валялись поломанные ветки. Старые качели без матраса смотрелись обглоданным скелетом какого-то животного. Зато запах был чудный; гроздья нежных соцветий щедро осыпали старые деревья и просвечивали розовым. Детей сразу покорил простор запущенного сада, в городе они не привыкли к такому. Бегали от дерева к дереву, то и дело весело
Она бесцельно бродила по саду, узнавая знакомые деревья. Два последних года школы, которые она провела в этом доме, она много времени проводила в саду. Отец купил качели специально для нее. Забравшись на них с ногами, она часы напролет проводила наедине с книгой. Летом на качелях в саду, зимой в кресле в своей комнате. Тихий, мечтательный ребенок, не доставляющий родителям хлопот. Ева такая же, милое существо, а вот Ян другой. На самом деле, Ева очень похожа на своего отца, мужчину-мальчика, а в кого Ян – неизвестно. Он не похож даже на сорванцов-братьев. С рождения особенный, далекий от всех, кроме сестры. Иногда ей казалось, что небесные сценаристы что-то здорово напутали. Если бы все пошло по плану, по глобальному маминому плану, согласно которому все беды и несчастья обойдут их семью стороной, все должно было случиться иначе. У нее родилась бы одна Ева, и мужчина-мальчик до сих пор был бы с ней, улыбаясь по утрам своей застенчивой, головокружительной улыбкой. Он берег бы свою жену Александру, серьезного журналиста, занимающегося проблемами образования или здравоохранения. Не случилось бы никакого «На Говерле», феерического шоу, выстраданного потом и кровью, и каждый день требующего новых жертв – вообще ничего такого не случилось бы.
Она так живо представила себе всю картину, что у нее захватило дух. Они бродили бы сейчас по саду вдвоем, она и мужчина-мальчик, а мама колдовала бы на кухне над праздничным ужином. Братья были бы в Европе, на пару заправляя каким-нибудь футбольным клубом средней руки. Отец каждую неделю мотался бы в свое бюро приглядывать за особенно интересными проектами. Но только у истории нет сослагательного наклонения. Глобальные мамины планы не сбылись. Она умерла, мужчина-мальчик тоже покинул ее навсегда, и теперь она бродит по саду одна, как медведь-шатун. Одна, одна, совсем одна… А где дети? Поймала себя на мысли, что давно не слышала их голосов. Остановилась, оглядываясь, но никого кругом, только яблони в цвету.
– Ева! Ян! Где вы?
Не хватает только потерять детей! А паника уже на пороге, сегодня ей многого не нужно.
– Ян!! Куда вы подевались?
Сын вырос, как из-под земли.
– Мы тут, мам, – сказал он спокойно. Ева возникла рядом и встала за плечом брата.
Понятно, это цветущий сад играет такие скверные шутки. В мелькании светотени не разберешь, что происходит. Не разберешь опасности, не увидишь ее.
А она уже на пороге, опасность. Опасность в твоем сердце. Примостилась там, и внезапно ей стало тесно. Она тряхнула головой, чтобы вытрясти дурные, прилипчивые мысли.
– Я уж подумала, что потеряла вас. Пойдем, посмотрим на дедушкиных собак.
Федюша перед уходом сказал, что собаки заперты в вольере. Даже если с ними что-то не в порядке, никакой опасности нет. Надо было расспросить Федюшу, как обстоят дела, а то Ксения выразилась туманно. Возможно, это просто домыслы скучающих селян. Их хлебом не корми, дай выдумать какую-нибудь страшилку. Ладно, расспросить она еще успеет.
– Дети, пойдемте, я покажу вам вольер.
Они свернули налево и вскоре вышли за границы сада. Лужайка, такая же запущенная, как и все остальное, отделяла сад от лабиринта, еще одной грандиозной задумки
Теперь все изменилось. Времена процветания остались в прошлом. Сейчас лабиринт выглядел сплошной зеленой стеной, из которой торчали молодые побеги. Причем стена выглядела совсем не дружелюбно. Она казалась какой-то ощетинившейся и очень-очень плотной.
– Что это, мама? – удивленно спросила Ева. Ян ничего не сказал, только насупился.
– Это лабиринт.
– А для чего он?
– Чтобы гулять там с гостями, весело проводить время.
– Что-то он не кажется веселым, – поежилась Ева.
– Это потому, что дедушка жил один. Гости у него бывали редко и за лабиринтом никто по-настоящему не ухаживал. Но это даже хорошо, что он не кажется тебе веселым. Обещайте, что никогда не пойдете туда одни, хорошо?
– А почему?
– Там можно заблудиться. Это опасно. Обещаете не ходить туда?
– Да, – с готовностью кивнула Ева.
– Ян?…
Сын посмотрел на нее холодным, ничего не выражающим взглядом.
– Ян, я с тобой разговариваю. Ты должен обещать мне, что не полезешь туда сам и не потащишь сестру.
Он молчал, как партизан на допросе. Маленький невыносимый упрямец.
– Ян!
Давай-давай, потяни время еще немного, и ты увидишь, чем все закончится. О, ты удивишься, какие разнообразные формы может принимать гнев и какие он приносит последствия! В последнюю секунду, перед тем как лаве вырваться наружу, Ян сказал:
– Хорошо.
Одно короткое словцо удержало стихийное бедствие.
– Ты обещаешь?
– Да.
– Мам, а с тобой нам можно пойти в этот лабиринт? – спросила Ева.
– Со мной можно.
– Мы пойдем туда?
– Посмотрим.
– Ты всегда говоришь «посмотрим», а сама никогда ничего не делаешь.
– Ты сейчас предлагаешь туда лезть, Ева? Я даже не вижу, где тут вход.
– А вход, наверное, вон там, где круглая арка, – дочь подпрыгивала от нетерпения. – Как интересно! Правда, Ян?
Ян угрюмо молчал.
– Ева, посмотри, как там все заросло, – вздохнула Саша. – Только поцарапаемся. Давай отложим экскурсию, хорошо?
– Ну… хорошо.
В глазах дочери мелькнуло такое знакомое разочарование.
– Прекрасно, тогда пойдем к собакам.
Саша повернулась и пошла через лужайку. Высокое небо было усеяно перистыми облаками, но на горизонте начинала клубиться грозовая мгла. Холодный ветер зашелестел в дебрях лабиринта и неожиданно сильно толкнул ее в спину. В воздухе пахнуло напряжением. Видимо, к ночи все-таки разразится гроза. Собачий вольер находился чуть в стороне, за плоским каменным строением, когда-то выполнявшим функции подсобки, хранилища для всякого хлама, оставшегося после строительства, а также птичника. На новоселье отцовские друзья подарили им пару павлинов. Их определили на постой в подсобку и стали называть ее фермой. Павлины прожили недолго. После смерти мамы и мальчиков отец решил избавиться от них и велел Ксении пристроить птиц. В одно прекрасное утро Федюша сгреб красавцев в охапку, засунул в картонный ящик, и уволок в неизвестном направлении. Саша понятия не имела, что с ними стало.