Собаки мертвы
Шрифт:
Они обогнули ферму и попали во внутренний двор. Запустение тут чувствовалось еще более явно. Через гранитную брусчатку пробивалась трава. Три облезшие деревянные двери вели в разные отсеки фермы. Одна из дверей была приоткрыта. Федюша, похоже, совсем не следил за хозяйством, да и Ксения, судя по всему, сюда не часто заглядывала. Саша заглянула в приоткрытую дверь. В полумраке виднелись прислоненные к стенам инструменты, ручная тачка, какие-то мешки с неизвестным содержимым. Посередине высилась газонокосилка с бензиновым двигателем, воинственно нацелив на входящих ручки-рога. Запустение. И пахло запустением. Нет, пахло чем-то
Дети уже стояли возле вольера. Это было массивное сооружение, вполне в духе архитектора Качура. Четыре толстых каменных столба были накрыты плоской крышей, выступавшей навесом, а слева располагались два больших ящика из бруса. В ящиках были проделаны широкие отверстия. Будки, чтобы собаки могли прятаться от непогоды. Вольер был метра три высотой и обнесен толстой металлической сеткой. В центре длинной сетчатой стены была врезана дверь. Саша невольно поискала глазами задвижку – она была задвинута до упора.
Обитатели вольера находились тут же. Они стояли, уткнувшись мордами в сетку. Два ротвейлера, черные с желтыми подпалинами. Господи, какие большие собаки, просто невероятных размеров, и… «До чего они страшные!», промелькнуло в голове. Они были породистыми, но почему-то не походили на тех ротвейлеров, которых она видела в городских парках. Не походили они и на ухоженных участников шоу «Лучший друг», которое снимали в соседней студии. Все те ротвейлеры были намного меньше и не отливали такой иссиней чернотой. Эти псы казались великанами на толстых лапах с высоко поднятыми хвостами, длинными и мохнатыми, словно щетки. Наверное, отец их очень хорошо кормил. Может, он покупал им какие-то супер-витамины, и поэтому они так… выросли. Собаки выглядели упругими, как сжатые пружины. Да, они выглядели готовыми. И сильными. Как будто только и ждали, что задвижка на двери ослабнет и выпустит их на волю. Она еще раз посмотрела на дверь – нет, задвижка в порядке, закрыта прочно.
Близнецы стояли в метре от сетки и смотрели на собак. Собаки стояли по ту сторону и смотрели на детей. Глаза у них были ореховые и умные, как и положено ротвейлерам, но что-то в них Саше не понравилось. В них было что-то… не то. Какое-то выражение, не свойственное собакам, слишком пристальное. Она не могла объяснить причину внезапной тревоги, но по коже заползали мурашки. В этих собаках чувствовалось нечто пугающее, вызывающее глубинный, подсознательный ужас. Она вгляделась и поняла. Губы. Ей не нравились их губы, под которыми прятались клыки. Они были слишком живыми, хотя и не двигались. Собаки не скалились, не рычали, просто стояли и смотрели. Но губы были связаны с выражением глаз, и это сочетание вселяло страх. В реальной жизни таких страхов не бывает, в реальной жизни людям нечего бояться настолько. Можно, конечно, отправиться в Африку и столкнуться там с голодным львом один на один. Можно попасть в плен к безумным террористам и ждать, пока тебе без всякого наркоза перережут горло. Но даже это не совсем то. Глубинный ужас лежит еще ниже, между сознанием и подсознанием. До него так просто не добраться. Он живет только в ночных кошмарах, когда понимаешь, что то, что ты считал невозможным, на самом деле возможно.
А еще ужас никогда не является непрошенным гостем. Сердце узнает о его существовании гораздо раньше, чем голова. Зверь приходит
Она стояла, как загипнотизированная, но собаки не обращали на нее ни малейшего внимания. Они смотрели на детей.
– Мама, как их зовут?
Голос Евы прозвучал в полной тишине, как слабый писк. Она вздрогнула. Их как-то зовут? Безусловно, у них есть имена, они же собаки. И она их помнила, точно. Имена вертелись на языке, но никак не давались. Они были заперты в дальних чертогах разума, и голосили, просясь, чтобы их выпустил на волю.
– Их зовут Призрак и Тьма.
Все трое одновременно обернулись и увидели Федюшу. Он стоял в проеме двери. Не той, которую открывала Саша, а соседней.
– Господи, напугал!.. – выдохнула Саша. Нервы, взвинченные до предела, в любой момент грозили лопнуть, как перетянутая струна. – Что ты тут делаешь, Федя? Ты вроде ушел домой.
– Да вот, решил, эта, как его… задержаться. Подумал, вдруг вы пойдете к собакам, а детишки-то, не дай бог… ведь дети же, вдруг полезут… вот и решил. Мамка все «пойдем да пойдем», а я думаю, не-а, надо бы погодить, предупредить.
– О чем предупредить, Федя?
– Чтоб поосторожнее с ними, с собаками. А то они, эта… того самого… как бы не выскочили.
– Спасибо, Федя, мы будем начеку. Они что, на самом деле такие опасные?
– Да днем-то нет…
– А почему только днем?
И тут он смутился, этот несчастный идиот. Смутился, потому что сболтнул лишнего и понял это. Выходит, он не хотел говорить, что собаки днем не опасны или ему запретили об этом говорить.
– Ты выпускаешь их ночью, Федя?
– Раньше выпускал, а потом перестал.
– Почему?
– Селод Лексаныч не велел.
Он не умел выговаривать «Всеволод Александрович» и называл отца на свой лад.
– Почему не велел?
Федюша с несчастным видом пожал плечами. Этот здоровенный детина в мешковатых брюках и линялой футболке с гладкими толстыми щеками и глазами пятилетнего ребенка, был не способен выдумать хоть сколько-нибудь приемлемую ложь. Раз оступившись, он боялся вновь ослушаться чьего-то приказа. Это читалось у него на лице.
– Так почему они ночью опасны? Расскажи мне.
Саша взяла его за руку и внимательно посмотрела в глаза. Близнецы завороженно следили за ее действиями. Федюша заволновался, начал переминаться с ноги на ногу, но руку не отнимал. Пыхтел, сопел и, наконец, выдал:
– Н-н-не знаю…
– Но ты знаешь, Федюша. Расскажи, мне это очень нужно. Почему их нельзя выпускать ночью?
В душе идиота шла нешуточная борьба. Лицо дергалось, он вспотел, но потом одна сторона все-таки одержала вверх.
– Да не знаю я! – выпалил он и вырвал руку. – Селод Лексаныч так велел. А больше не знаю ничего… вот.
И насупился, уставясь на Сашу. Руки спрятал за спиной, совсем как малыш, не желающий их мыть перед обедом. Что ж, наскоком завоевать высоту не удалось. Но ничего, лиха беда начало.
– Хорошо, Федюша, ты только не волнуйся, – успокаивающе промурлыкала Саша. – Ты молодец, отлично со всем управляешься, мне нравится. Это хорошо, правда?
Она больше не пыталась до него дотрагиваться, и он немного успокоился.
– Вроде не жаловались… Селод Лексаныч не жаловался.
– Спасибо тебе, Федюша. Будешь и дальше нам помогать? Ты нам очень нужен, без тебя нам не справиться. Так будешь помогать?