Собаки мертвы
Шрифт:
Затаив дыхание, она стояла посреди кабинета. Сама не знала, что ожидала там увидеть: обведенный мелом контур на полу, полный разгром, разломанную мебель, или другие следы бесчинства чьей-то злой воли. Нет, ничего подобного. Все прибрано, вещи более-менее на своих местах. Обстановка не сильно отличалась от той, которую она запомнила со своего последнего визита. После того, как вынесли покойника, Ксения явно прибралась. Баррикаду разобрали, книги поставили на место. Вероятно, двигать мебель ей помогал Федюша.
Отца нашли в кабинете, дверь в который была забаррикадирована. Это сделал сам отец, потому что никаких посторонних следов полиция в кабинете не обнаружила. Из Черкасс приезжала следственная бригада,
Господи, зачем же отец держал этих тварей?
Никто не желал разбираться в том, зачем ему понадобилось баррикадировать дверь. На вопрос, заданный сегодня утром, вежливый следователь по фамилии Панчин ответил:
– При всем уважении, Александра Всеволодовна, согласно опросам свидетелей ваш отец в последнее время находился в крайне нестабильном психо-эмоциональном состоянии. Он перестал общаться с окружающими людьми, у него были галлюцинации, бредовые идеи – налицо шизоидный синдром. Поверьте, я не просто так говорю, у меня жена психиатр. Она, кстати, утверждает, что больные шизофренией далеко не ущербные доходяги, как принято считать, и в умственном отношении зачастую превосходят людей, их оценивающих. Но что касается диагноза, об этом поздно судить. Вскрытие не выявило признаков насильственной смерти. Поверьте моему пятнадцатилетнему опыту, если вскрытие говорит, что случился инфаркт, значит, так оно и есть на самом деле. Что-то могло его напугать, ведь страх и защитные действия весьма характерны для… Но не будем вешать ярлыки, я понимаю, как вам это неприятно. Для человека в том состоянии, в котором находился ваш отец, серьезных поводов для испуга не нужно. Все говорит о том, что у него начался приступ паники, и сердце просто не выдержало. Не выдержало сердце, понимаете меня? Право, мне очень жаль, извините еще раз.
Вежливый следователь Панчин утверждал, что ее отец под конец жизни сошел с ума. Утверждал с полной уверенностью, ведь жена психиатр – это не шутки. Ксения тоже косвенно подтверждала это мнение.
Всеволод Качур забаррикадировал дверь в приступе панической атаки, только и всего. Ваш отец оказался шизофреником, но об этом, к счастью, поздно судить. Не волнуйтесь, Александра Всеволодовна, сумасшедшие зачастую превосходят в умственном отношении людей, их оценивающих. Это вовсе не позорно, иметь сумасшедшего отца.
Перед книжной стеной стоял массивный письменный стол. Посредине комнаты распластался неяркий ковер, а противоположную стену, увешанную гербариями под стеклом и акварелями с изображением лошадей, украшал камин с двумя стоящими перед ним вольтеровскими креслами. Кресел было два, но одно совершенно лишнее. По словам Ксении, отца давно никто не навещал. До камина ее заботливые руки так и не дошли. Пепел и несколько недогоревших поленьев были все еще там. Она медленно подошла, взяла кочергу и поворошила угли, сама не понимая, зачем это делает. Целый день не могла справиться с чувством, что невидимая волна тащит ее куда-то помимо воли. Вернулась на лестничную площадку, взяла бокал вместе с бутылкой и поставила на стол. Закрыла за собой дверь. Машинально проверила ключ – он был на месте, в кармане джинсов.
Она уселась за отцовский стол и посмотрела на лампу под черным абажуром. Нога лампы представляла собой бронзовую колонну, по которой ползла змея. Включила лампу и ничего страшного не произошло. Бронзовая змея не ожила и не набросилась на нее с шипением, холодный ветер не ринулся из камина, скорбный вздох не огласил одинокий дом. Конечно, хорошо бы разжечь камин, но поленница была пуста. Она сделала глоток из бокала. Коньяк обжег ей горло, но это было живительное тепло. Мозг тотчас отреагировал
А теперь она сидела и пила в одиночестве, как законченная дура. Сама во всем и виновата. Когда-то хотелось любви, чувства защищенности, но всем этого хочется, тоже мне новость… Любви и защищенности каждому отпущено определенное количество и ничего с этим не поделаешь. Если ты хочешь писать картины, а Бог не дал тебе таланта, разве ты всю жизнь переживаешь по этому поводу? Если мечтала стать балериной, а у тебя случился диабет и ты с десяти лет имеешь лишний вес, разве ты переживаешь? Берешь и живешь, как получается. Так и по поводу любви нечего сокрушаться, не всем дано. Твоя любовь уже кончилась. Мужчина-мальчик давно покинул тебя, они все покинули тебя… А с Волгиным нечего было и пытаться, он был изначально проигрышным вариантом.
Она сделала еще один глоток коньяка. Живительное тепло срабатывало все хуже и хуже.
Все начало разваливаться уже через год. То, что поначалу она приняла за общность интересов, за приятное товарищество, из которого могло получиться нечто крепкое, оказалось пшиком. Полным говенным пшиком, а человек, который показался ей чуть ли не родным, оказался пустышкой. А хуже всего было то, что тогда она и начала понимать, что вся ее жизнь не более чем пустышка. Театр теней, где за вырезанными из картона фигурами нет никого и ничего. В тридцать четыре года у нее, ведущей популярнейшего шоу «На Говерле», нет никого и ничего. Даже детей нет, потому что это не ее дети, а Лорика. Или каких-нибудь инопланетян, которые подкинули ей близнецов на время межгалактической экспедиции.
Через полгода после свадьбы с Владом Волгиным, того еще масштабного события, до нее стали доходить шепотки. Шепотки мерзкие, как муравьи под кожей, но именно они, как известно, и оказываются правдой. Волгина видели то в обществе футбольной звезды, с которой он пил пиво на брудершафт не размыкая объятий, то в обществе старлеток, рвущихся в мир шоу-бизнеса с азартом голодных гиен. А то и вовсе в сомнительных компаниях, которые выкупают клубы и арендуют лимузины, а после уборщики выгребают такое дермище, что и представить страшно.
Сначала она небрежно отмахивалась, понимая, сколько завистников вьется вокруг знаменитостей. Она давно жила под гнетом жадных взглядов и привыкла к этому. На тот момент они с Волгиным еще ладили. Она перевезла к нему детей и Лорика, и всему находились нормальные, рабочие объяснения. Да она и не стремилась их искать, этих объяснений. Каждый день они находили десять минут посидеть вдвоем и выпить кофе. Пусть Волгин чаще всего мешал кофе с алказельцером, но они смотрели друг на друга с нежностью. Так она думала, по крайней мере, и так было с ее стороны. Волгин, в силу своей профессии, владел лицом ничуть не хуже, чем она сама.