Собаки мертвы
Шрифт:
– Я, эта… конечно! – вспыхнул он и потупился. – Хотел еще, эта… сказать.
– Говори, – она ободряюще улыбнулась.
– Вы красивая… очень. И дети красивые. Я вас в телевизоре видел, но сейчас вы лучше, эта… вот.
Саша засмеялась. Этот искристый смех всегда работал безотказно.
– Спасибо, Федюш! Мне давно не говорили, что я красивая. Скажи, а почему так странно назвали собак?
– Сам Селод Лексаныч назвал. Призрак и Тьма.
И посмотрел на вольер. Из вольера на ними внимательно наблюдали две пары ореховых глаз. Никакого
– Призрак и Тьма, – эхом повторил Ян и сделал шаг к сетке.
Все произошло настолько быстро, что она не успела среагировать. Не успел и Федюша. Как только Ян назвал собак по имени и сделал к ним шаг, обе одновременно бросились. Молча кинулись на сетку и врезались в нее со всего маху, как два болида на гонках Формула-1. Сначала она услышала глухой удар, потом увидела раскрытые пасти. Собаки повисли на сетке, вцепившись в нее зубами. Губы исчезли, глаза исчезли, вместо них зазмеились красные языки и засверкали белоснежные резцы длиной в детский палец. Сетка ходила ходуном, но выдержала натиск. Бросившись, собаки забормотали на низкой частоте, напоминающей звук работающего двигателя.
Вероятно Ян, ее девятилетний сын, так испугался, что не отступил. Собаки бросились, а он как стоял в двадцати сантиметрах от сетки, так и продолжал стоять. Она вырвалась из ступора, загребла сына в охапку и оттащила от вольера. Федюша схватил кусок трубы и со всей силы ударил по сетке. Собаки отпрянули, перестали бормотать, и она услышала, как щелкнули, смыкаясь, зубы. Псы уселись на дощатый пол и уставились на посетителей, как ни в чем ни бывало. Федюша колотил трубой по сетке, но обитатели вольера его словно не замечали. Ян вывернулся из Сашиных объятий и взял Еву за руку. Безотчетный жест, единственно возможный в данной ситуации. Ева стояла, не жива ни мертва от ужаса. Саша присела перед детьми на корточки.
– Господи, Ян, зачем ты к ним подошел? Ты не испугался? Ева, что с тобой? Ты испугалась, маленькая?
У самой внутри все так и дрожало от пережитого. Подошел Федюша с красным, дергающимся лицом. Она посмотрела на вольер за его спиной. Собаки вели себя совершенно спокойно и не обращали на людей внимания.
– Вот за то я и говорю, – проворчал Федюша. Он все еще сжимал в руке кусок трубы.
Ева как будто застыла и только хлопала глазами. Саша обняла ее и прижала к себе.
– Ты в порядке, милая?
– Да, – пролепетала дочь. – Я в порядке, мама.
Но она чувствовала, как напряжено ее тельце.
– Да успокойся, мам. С ней все хорошо, – пробурчал Ян. Он был раздражен, но нисколько не испуган. Интересно, если бы она не оттащила его от сетки, он так и продолжал бы стоять лицом к лицу с этими беснующимися тварями?
– Зачем
Она смотрела на сына, продолжая обнимать Еву. Яну эти объятия явно не нравились. Он предпочел бы утешить сестру сам, без посторонних.
– Хотел посмотреть, что будет.
– Посмотрел?
– Посмотрел.
Она отстранилась от Евы, и поставила близнецов перед собой в ряд.
– Обоих предупреждаю, в первый и последний раз: вольер обходите за километр. Застукаю вас здесь, посажу обоих под замок. В разных комнатах. Вам понятно?
– Не сердись, мам, – тихо сказала Ева.
– Нам все понятно. К вольеру не приближаться, в лабиринт самим не ходить, – Ян безошибочно вычленил, что от них требуется в данный момент, и, как всегда, отвечал за двоих.
– Умный мальчик. А теперь марш в дом.
Только покинув задний двор, Саша наконец-то перевела дух. Федюша плелся за ними, все еще не расставаясь с куском трубы. Обернувшись, она увидела, что собаки разлеглись на полу. Не решившись подняться на террасу для утреннего кофе, Федюша мялся на пороге.
– Так я эта, того… пойду?
– Придешь завтра покормить этих монстров? – спросила она. – Боюсь, сама я не решусь.
– Эта я конечно! – Федюша просиял. – Я обязательно. И эта… не испугались они там? Детишки?
– Все в порядке, не переживай, – мягко улыбнулась Саша, – ты ни в чем не виноват.
– Ага, – радостно закивал он, развернулся и потрусил к лужайке.
Саша зябко поежилась. Стало холодно.
– Пошли в дом, – сказала она детям.
Заботиться об ужине не пришлось. В холодильнике обнаружилось запеченное мясо, свежие огурцы и сырники. Ксения позаботилась обо всем. Она сидела за круглым столиком на кухне и смотрела, как едят дети. Самой есть не хотелось. Дорога и волнения так вымотали ее, что кусок не лез в горло. Сейчас она уложит близнецов спать и попытается собраться с мыслями.
– А здорово ты его сегодня развела, – обратился к ней Ян с набитым ртом.
– Прожуй сначала, – машинально ответила она. – Не поняла, что я сделала?
– Говорю, клево ты развела этого идиота.
Она удивленно посмотрела на сына.
– В каком смысле «развела»? О чем ты говоришь?
– Ты хотела, чтобы он выболтал тебе про собак. Начала хорошо, но не дожала.
– Ян, откуда ты набрался таких слов?
– Каких? – искренне удивился сын.
– Таких! «Развела», «дожала». Так нельзя выражаться, это дурной тон.
– Тон как тон, – он пожал плечами, запихивая сырник в рот целиком.
– Перестань набивать рот! – крикнула она. «Надо держать себя в руках». – Понимаешь, культурные люди так не говорят.
– Да? Получается, ты не культурная? – парировал сын, еле проглотив сырник. – Ты сама так говоришь, я слышал.
– Когда ты такое от меня слышал?
– Когда ты говорила с Риткой по телефону.
– Во-первых, с Маргаритой Владимировной! А во-вторых, тебя никто не учил, что подслушивать чужие разговоры нехорошо?