Собиратель земель
Шрифт:
— Может, и взял бы. А Карачун был верен тебе, как пес. Он люто сражался таких воинов на Руси не много, — сказал я.
М-да… Только подумаешь, что человек идиот, а он возьми, да приведи доказательство твоего скудоумия! Воспользовался, значит, Ростислав оказией и, отправившись прикрывать Новгород, забрал оттуда свое имущество. И, ведь, я мог пойти на сделку и взять серебро, если бы его много предложили. В конце-концов, я не князь, чтобы участсвовать в междоусобных воинах. Поддержать кого? Это можно, но тут же так много дел, булгары уже, наверное, думают, что Русь утерлась от их набега.
— Если
Я задумался. Нет, не богатства меня прельщали, хотя, они всегда не лишние. Даже то, что нужно Бориса брать в тысяцкие, не так и плохо, подчиненный Рюрикович не повредит. Может даже женить его удачно получиться, или поставить войтом куда-нибудь в Крым. А вообще правильно ли мне вовсе выходить в Круг против природного Рюриковича? Не спугнет ли это других потомков полулегендарного князя?
С другой стороны, нужно ли бояться проблем? Нечего тогда даже из утробы матери вылезать, живи там. Ибо жизнь полна трудностей, она из них состоит. А счастье и радость? Они скоротечны, возникают, как только одну трудность преодолеваешь, счастье живет только до момента, когда появляется новая проблема в жизни. Хотя, с утробой матери я дал лишку. Пусть все мамы живут дольше!
— Я согласен. Через три дня, — согласился я на поединок.
Хватит ли трех дней, чтобы окончательно восстановиться? Думаю, что нет, но все равно чувствовать себя буду лучше. А еще я могу поспрашивать, как ведет себя в бою Ростислав. Свидетели его поединка с Андреем Юрьевичем найдутся.
— Сейчас в Круг! Такое условие. Мы бьёмся сейчас же! — потребовал Ростислав Юрьевич. — Ты буквицы знаешь, я тоже. Нынче же напишем и заверим свою сделку на грамотах.
Я опешил. Давно таким растерянным не оказывался. Отказать? Все, это будет началом конца. Чтобы я не говорил в свое оправдание, все ничтожно. Труса праздновать? Конечно, нет. Выигрывать поединок чуть ли не первым выпадом — вот мой шанс.
— Есть на чем писать? — решительно, собрав все свои внутренние резервы, говорил я.
— Бумагу имею, у тебя и купленная, — усмехнулся Ростислав.
Князь был явно рад, но эта радость… Что-то недосказанное было в мимике и поведении Ростислава Юрьевича. Может быть, он также переживает за исход поединка. Да, именно поэтому и грустинка в глазах.
А князь — человек. Только сейчас, на этих, то ли переговорах, то ли в доверительной беседе, я в нем увидел и отца, скорбящего по уничтоженным отношениям с сыном, и мужественного человека. Может, Ростислав и не был семи пядей во лбу, его в интригах сыграли все игроки, кто играл, но труса князь точно не праздновал.
Так что он — человек, а, как свойственно этому виду существ, одновременно в характере Ростислава была и червоточина. Но горделив, заносчив и проявил адекватность, лишь когда понял, что проиграл.
Отправив своих сопровождающих в расположение. Веснянав город, а воеводу в
Мы молча смотрели друг на друга. Казалось, остались наедине, можно поговорить и абсолютно откровенно. Но ничего не вылетало из уст, хотя в голове ютилось множество мыслей и соображений. Я почти уверен, что мы оба не хотим поединка, но не можем без него. Это сложно принимать, когда обстоятельства становятся сильнее человека.
— Ты нарушил данное архиепископу Нифонту слово, — после продолжительной паузы сказал князь. — Что может остановить тебя сейчас не нарушить обещание?
— Никогда уверенности нет, что клятву не нарушат, — отвечал я. — Просто поверь. Да и бумаги наши прямо сейчас переписывают, размножают, читают многим мужам. Ты представляешь, что будет с моей честью, если я теперь нарушу слово?
— Это да. Потому я и настоял, чтобы все узнали, о чем мы договорились, — обремененным голосом сказал Ростислав.
— Ты так не уверен в том, что победишь меня? — усмехнулся я.
— Отчего же? Ты двигаешься рвано, будто стараешься показаться, а не быть на самом деле, ты задыхаешься, отворачиваешься в сторону, не показывая мне свою хворь. Ты болеешь. И я понял это практически сразу, — Ростислав посмотрел на меня и произнес странную фразу. — Не беспокойся, воевода!
Через час мы стояли друг напротив друга и были готовы к бою. Я понимал, что у меня есть одна, максимум две атаки, которые обязаны привести меня к победе. Иначе… перед поединком нельзя думать о поражении. Это просто глупо, так как поражение — это смерть. Выйди в Круг, чтобы победить! Или празднуй труса, убейся сам!
— Чудной выбор, — сказал Ростислав, указывая на мое вооружение.
— Боязно тебе? — усмехнулся я, направив два своих клинка в сторону противника.
— Сабля и большое шило! Воин и скорняжник, — князь рассмеялся нездоровым смехом, как может смеяться боец, остающийся прикрывать отход группы, и осознающий, что шансов выжить нет.
Я решил использовать два клинка: мою, ставшую уже традиционной, саблю и… рапиру. Вот так! Именно ее! Извечный спор о том, что лучше, шпага или сабля, для меня решен. Берете в правую, рабочую, руку саблю, а в левую — легкую шпагу, а лучше рапиру с ее особым четырехгранным сечением! Все, вот и весь спор. Только нужно разучить с пяток хитрых, но эффективных комбинаций.
Прочитав молитву, мы начали поединок.
Глава 15
Хитрости, уловки — это скоро станет притчей во языцех, когда будет заходить разговор о Братстве. Военные уловки я уже использовал, некоторые политические игры состоялись, часть из них впереди, и тут не обойтись без изворотливости и даже обмана.
Однако, невозможно долго хитрить и, чтобы это не стало понятным всем заинтересованным лицам. Византиец — это хитрец, лжец. Иезуит, пусть и в иной реальности, — это извращенный, изворотливый человек, чаще лжец. Будутподобном ключе говорить и о Братстве.