Собиратель земель
Шрифт:
Такое количество серебра, что собрано, по моему скромному или не очень, мнению, уже достаточно для того, чтобы начинать чеканить монету. Механизм по чеканке монет, роликовый пресс, приводимый в движение водным колесом и делающий идеально ровные кругляши, с последующим нанесением на них теснения, ждет своего применения. Такие не сильно мудреные станки использовались вплоть до начала восемнадцатого века. Но пока Русь будет первой, где получит распространение на уровень качественнее иных монета.
Кроме серебра, во Владимире было затрофеено много тканей, как
В этом году планировали больше высаживать льна, чтобы механизмы хоть как-то оправдывали свое создание, а то потомки будут у виска крутить, да говорить о предках идиотах, которые придумывали механизмы, по сути, не востребованные временем и уровнем производства.
Так что, я не прав, признаю, что ткани, особенного восемь рулонов шелка — это очень важный ресурс, тем более, его не нужно отдавать, или им делиться.
А вот зерно, как и другие продукты, более спорный трофей. Казалось, я могу, имею такое право, забрать себе все. Вот только после этого мне будет сложнее выстроить нормальные, добрососедские отношения, как с Ростовом, так и с другими городами и селениями Владимирской Руси. Одно дело забрать у тех же торговцев ткани или воск, которого также много, деготь. Но иное, оставить людей без пропитания.
Если по моей вине от голода умрет ребенок, будут ли думать о Братстве, как о спасителях и друзьях? Конечно, нет. Поползут слухи о службе дьяволу, или о каких-нибудь оккультных практиках, чего даже близко нет и, я убежден, не будет. Но всегда плох тот, кто хорошо живет и никогда не делиться. Так что пиар-акции совершать придется.
Поэтому, я предполагал не все, но большую часть съестных припасов распределить между Суздалем и Владимиром, чуть меньше, как и менее пострадавшему, дать Ростову. Даже части от имеющихся запасов Братству хватит, чтобы прокормиться полгода, пусть и с учетом приближающегося большого каравана из Византии.
Кони и оружие. Если лошадей было не так и много, мы захватили менее трехсот боевых и еще с сотню тех, кого можно использовать только в хозяйственных целях, то оружия с бронями хватало. Тысячи полторы комплектов точно можно собрать. По нашим меркам, это не такое уже хорошее вооружение и доспехи. Но пока еще наклепаем на всех воинов Братства панцири, да выкуем венгерско-польские сабли образца конца шестнадцатого века из иной реальности?
А численность воинов Братства растет. Нужно еще не забывать о том, что есть, так сказать, филиал организации в Византии, и туда нужно отправлять те же панцири, или особые седла с притороченными крыльями. Поэтому, думаю, что на складах все это добро долго лежать не будет.
Еще одним интересным и нужным трофеем можно считать собранный мародерами князя рабочий инструмент. Топоры, пилы, серпы, даже рала, несмотря на пользование
Помнится, когда-то читал про колонизацию русскими переселенцами, прежде всего казаками, Сибири и Дальнего Востока. Так там бывало, что за один сезон могли топор, порой даже оружие, перековывать в разные орудия труда по мере надобности, настолько остро ощущалась нехватка металлов. Думается, если бы у тех колонизаторов было в достатке инструмента, то и сама колонизация проходила бы быстрее. У нас всего хватать будет, потому легче освоимся на новых местах.
— Докладывай! — со вздохом приказал я Алексею, ответственному за подсчет всех потерь, который далеко не сразу пришел с докладом.
Не хочется разговаривать о потерях, тем более, когда приблизительно подсчитана добыча. Так вышло, что пока собирались точные сведения о потерях, уже провели учет трофеев.
— Триста двадцать пять. Это убитые с тяжелыми и калеками, еще двести с легкими ранениями, — доложил Алексей.
Я горестно выдохнул. Понятно, что потери несоизмеримы выполненной задаче, но меня всегда коробили понятия по типу «запланированные потери». За каждой единицей стоит человеческая жизнь, семьи. Нельзя без смертей воевать, и все же…
— Ты чего, племянник? Радоваться нужно, сколь мало, — не понял моих переживаний родственник.
Я ничего не ответил, а побрел к себе в горницу, которую определил, как спальню. Самочувствие все еще не нормализовалось, и я старался по возможности отдыхать. Уснул быстро, казалось, что не успел и лечь.
— Тревога! Тревога! — кричали вокруг, а в самом Владимире уже зазвенели колокола.
Я нехотя, но немедля поднялся. Понял, что все же поспать удалось, но, как это часто бывает, когда много посплю, чувствовал себя еще более разбитым, чем обычно.
— Воевода! — в горницу вбежал Веснян. — Ростислав прибыл.
— Чего и требовалось ожидать, — спокойно отвечал я. — Ты-то чего переживаешь?
— Так Ростислав же… — недоуменно отвечал сотник.
— И ты считаешь, что у него есть хоть какой-то шанс нас одолеть? Мы расчистили рвы? Убрали завалы? Обновили валы, насыпали на них песок? Выставили пороки на стены? — задавал я вопросы, а Веснян постоянно кивал в знаке согласия.
— Но ты же отправил всех половцев и шесть сотен братьев на земли Братства! — уже без эмоций, а только с интересом спрашивал сотник. — А еще муромцы ушли.
Ему, видимо, понравились мои ответы и тот безмятежный тон, с которым я говорил. Было видно, что и он успокаивался.
— Три сотни Стояна, которые, по-любому пришли следом за Ростиславом. А еще должны завести табуны коней те ратники, которые отвлекали Ростислава Юрьевича от Владимира. Отведут и вернутся. На подходе наше основное войско, может прийти так же и великий князь. И пусть Глеб Муромский ушел, зато мы не волнуемся за наши семьи. Да и далеко ли он ушел? Часов шесть прошло, не больше. Вернется, — отвечал я, застегивая, усиленный железными пластинами и латами, панцирь.