Собирай и властвуй
Шрифт:
– И я знаю почему, некромант, знаю!
– Кай возбуждён - то ли что-то такое выпил, то ли съел, а скорее всего, укололся.
– Потому что они уже и так зомби, ха! чего бы им стоило нас по берегу обойти, окружить, а потом "хрясь"! Так нет же, пёрли на один и тот же брод, обожравшись своего зелья, и пёрли, и пёрли...
– Наши мастера считают так же, - Хакан предельно серьёзен, - дело в их зелье, в хаоме.
Следующей ночью точно такое же нападение, только на другом участке реки, и следующей, и следующей. Златожука по-прежнему нет - нет даже пауков с богомолами.
– Армия!
–
– Слава Северу!
– взрывается строй.
– Однако южане коварны, не упустят и малейшей возможности отыграться, - продолжает вестник, - потому продержитесь - продержитесь здесь до конца!
Каким бы коварным и опасным враг ни был, к Зоте он больше не приближается, через три дня ликуют со следующим вестовым:
– Победа! Каратул наш!
[Кристалл памяти]
Из беседы с Обероном, прямая запись.
– Почему нам, боевым магам севера, недоступны некоторые заклинания южан - такое, скажем, как создание самонаводящихся колибри? Отвечаю: в силу двух причин. Во-первых, языки магов-змеепоклонников обязательно раздвоены, что придаёт речи пришепётывание, а заклинаниям - особый характер, пусть используют, как и мы, праязык. Раздваиваются языки ещё в детстве, ритуальным разрезом, для большего родства с саламандрами, а также подчинения им. Вторая причина, думаю, в пояснениях не нуждается: хаома.
[3]
По стенке тюремной ямы тянулась элариевая сетка, Рагнар подозревал, что это он, волшебный металл, и скрипит на зубах, а не земля. Решётка над головой заговорённая, отхожее ведро, наверное, тоже, потому что никакой вони. А может, просто принюхался. Если бы Рагнар был волшебником, эларий бы его дар подавил, развеял в пыль. Впрочем, вполне возможно, что именно магическая сила на зубах и скрипит, ведь снов больше не видит, сколько б ни спал, а это о чём-то, да говорит. Может, из-за познавательных снов в яме и оказался, но скорее всего из-за кристалла. Самое смешное, его даже извлекать не стали - засветили, и всё. "Что я кричал тогда?
– вспоминал Рагнар, - что-то о вырванном куске души, кажется, вырванном на живую. Дурак, ой, дурак... От памяти, и той нелегко избавиться, что уж говорить о части души. Попробуй-ка, например, вырви тот кусок, когда Оберон убил Зубара. Точнее, не Зубара, а ту тварь, что заняло его место. Что, не выходит? То-то же".
Взятие и удержание Каратула празднуют шумно: "барсы" посылают в небо огненные шары, раскаты смеха звучат не менее громко. Близ их костра особенно весело, здравицы и байки Криспина словно клеевые орехи - кто бы мимо не проходил, прилипает, и накрепко. Даже Оберон останавливается, чем вызывает среди пехотинцев переполох: ищут, куда бы спрятать закопчённую походную кружку, что шла по кругу. Господин боевой маг лишь отмахивается - не обращайте внимания, мол, продолжайте. Криспин завершает начатую историю: развязка, что называется, огонь, но смех неуверенный, жидкий.
– Может и ты, Зубар, нам что-нибудь расскажешь?
– спрашивает Оберон.
– Так я же, того-этого, - хмурится тот, - не умею...
– Верно, того-этого, не умеешь, - кивает господин боевой маг, - и
Зубар вскакивает, но молния, сорвавшаяся с жезла Оберона, быстрее, сбивает с ног. То, что корчится на земле, человеком уже не назвать: то похожая на хамелеона ящерица с человеческими руками и ногами, то змея с человеческой головой, то, наоборот, человек с головой кобры, и всё это перетекает, меняется.
– Метаморфы!
– вопят перепуганные легионеры, шарахаясь друг от друга, - среди нас метаморфы...
В яму Рагнара бросили вместе с Хаканом, но отличий от того, если бы бросили одного, почти никаких. Слова из некроманта было не вытянуть, пребывал в каком-то странном состоянии, как если бы и спал и бодрствовал одновременно. "Второй раз судьба с некромантом в связку сцепила, - размышлял Рагнар, - как и при штурме Каратула. Тогда смерть забрала Астура, кого возьмёт на этот раз - меня, Хакана, или сразу обоих?" Попадание в яму, конечно же, казалось недоразумением, нелепой ошибкой - ещё день-другой, и во всём разберутся, освободят. Не разобрались, не освободили, и пути у них с некромантом, Рагнар не сомневался, теперь только два: либо поднимутся по сброшенной в яму лестнице на эшафот, либо в штрафной легион.
В лагере неразбериха, гремят выстрелы, гремит тысячник Сайрус, окруживший себя щитами свиты:
– Прекратить панику! Построиться! Будет организован метаморф-карантин!
– А тебя кто проверит?
– кричат из толпы, - может, ты и сам саламандра!
– Успокойтесь, не вынуждайте применять силу!
– Ангрон обращается с одного из "барсов", голос усилен артефактом.
– Обещаю, будут проверены все, от низшего чина до высшего! С особым же тщанием щитоносцы, экипаж "мамонта", а также господин боевой маг Оберон...
Голоса стражи, скрип решётки, вниз сброшена лестница.
– Просыпайся, - Рагнар толкает Хакана, - дождались.
Помогает некроманту подняться, поднимается сам. Угрюмые легионеры проводят в угрюмую же комнатушку, по стенам которой всё та же элариевая сетка. Громоздкий железный стол, кажется, не стоит на полу, а из него вырос, как и скамьи с креплениями для цепей. За столом двое, один Рагнару знаком, другого видит впервые. Тот, что знаком - смотритель, словно бы тоже из пола вырос, неотъемлемая часть тюрьмы. Другой похож на хорька: подвижный, лицо острое, глазки блестят.
– Красавцы, - обнажает в ухмылке мелкие зубы, - красавцы...
Уже одного этого оскала Рагнару достаточно, чтобы понять, какой жребий им с Хаканом выпал: штрафной легион. В яме он много раздумывал, малое это зло или большее, но так ничего и не решил. Зато решил, как быть с кристаллом памяти: начинать дневник снова опасно, смертельно опасно, однако же он начнёт. Прекратить записи означало бы предать - предать себя самого.[Кристалл памяти]
Почему метаморфы вызывают не страх, а ужас? Потому что приходят под видом своих. На врага поднять руку легко, на товарища очень сложно: ведь плечом же к плечу, ведь одно же целое! Потому указатель "свой - чужой" важно выломать, вырвать из себя с корнем. Если не уверен в правой руке, отсеки её левой, пока яд не разлился по всему телу; если не уверен в друге, готовь нож первым, чтобы удар в спину не застал врасплох.