Собирай и властвуй
Шрифт:
[
Год
двадцать второй
]
Люди и нелюди
Беллкор,
земли некромантов
[1]
Гать нужно было настелить, что называется, по-тихому - без сильных магических возмущений, без шума механизмов. Самое верное средство в таких случаях - штрафники, вот и пригнали две сотни. Одну в Малой Кунерме поставили, другую - в Большой, отдали приказ двигаться навстречу. Оба посёлка были давно заброшены, череда болот, протянувшаяся ожерельем между
– Не скальте зубки, красавцы, не скальте, - приговаривал сотник Буяк - тот самый, напомнивший Рагнару хорька, что забирал их с Хаканом из тюрьмы Каратула.
– Что-то особенное собираются в Большой Кунерме ставить, тремя кольцами охватили. Так что не вздумайте какую поганку устроить - вместо настила у меня ляжете, стервецы.
Напугал, тоже, Рагнар и так себя настилом чувствовал: грязный, болотом провонял насквозь, тело как деревянное. Впрочем, имелось и преимущество: гнус, роившийся тучами, предпочитал тех, кто почище. Артефакты малой силы с напастью этой не справлялись, а более сильные находились под строгим запретом. Наблюдать опухшее от укусов лицо сотника было для штрафников отдельным удовольствием, сдержать улыбку получалось не у всех.
– Нет, ты подумай, три кольца оцепления!
– причитал штрафник по прозвищу Щавель уже на участке.
– Если такие меры предосторожности, живыми нас отсюда не выпустят, на корм пиявкам пойдём! Бежать надо, пока не поздно, бежать...
Что Щавель - доносчик и провокатор, в десятке знали все.
– Но вида не подаём, - предупреждал десятник по прозвищу Весёлый, - а, как бы это сказать, подыгрываем.
Получалось, опять же, не у всех, от тех же Рубанка и Точило Щавелю доставалось часто. Но им, как правило, это с рук сходило, потому что от Рубанка и Точило доставалось всем. Рагнару они напоминали Толстяка с Малышом: широкие плечи говорят о большой силе, низкие лбы - о небольшом уме.
– Лучше заткнись, Щавель, - пыхтит Рубанок, взвалив на плечи бревно, - не то вот этим прихлопну и сам под настил уложу.
– Конечно-конечно, ты только не серчай...
Трудились штрафники в две смены: с утра и до ночи, с ночи и до утра. Пока одна половина отсыпается, другая настилает гать, затем перемена мест.
– А ты чего без дела стоишь, Зеленуха?
– размахивает деревянным молотом Точило, - или забыл, какой стороной скобы вбиваются? Так я и напомнить могу, не вопрос!
Зелёным в десятке прозвали Хакана, за изумрудный глаз, который не вырвали лишь потому, что боялись эфирного проклятья. Сам Рагнар получил прозвище Солома - за светлые волосы, и не суть, что сбрили их ещё задолго до Межевой топи. Прежние имена в штрафном легионе было принято забывать, как и всё прошлое. Тем не менее, Рагнар часто думал, как сложилась судьба Оберона, судьбы Криспина и Азира, Озрика и остальных. Хотелось верить, что хорошо, и это они с некромантом самые невезучие.
– Как бы эдакую красоту с собой утянуть?
– размышляет Точило над треснувшим точно посередине листом камнестали.
– Такую бы лежаночку соорудил, что залюбуешься! Эй, Щавель, дай-ка совет!
– А что я?
– смущённое бормотание.
– Бери, конечно, оно же треснуло...
Жили штрафники в том, что осталось от поселковых домов, а осталось не так чтобы много. Десятку Весёлого ещё повезло: и с кровлей досталась халупка, и с целыми стенами. От дождя, правда, кровля ничуть не спасала, а
– Не могу, до того живот сводит, что хоть пиявку бы сожрал, хоть жабу!
– стонет Скарабей.
– Где уже эта треклятая полевая кухня, не сломалась ли?
– Так лови, пиявок с жабами и лови - вон их сколько!
– хихикает Щавель.
– Оно и полезнее будет, чем та гадость, что из артефактов полевой кухни льётся.
Скарабей - здешний Ибикус, из всех белых ворон десятка самая белая. Причудлив буквально во всём, начиная со взглядов на мир, заканчивая способом - лично придуманным, единственно верным - каким следует портянки накручивать. Впрочем, ничего удивительного: одно проистекает из другого.
– Эх, хорошо!
– Скарабей поглаживает живот, улыбается. Полевая кухня уехала, но в воздухе ещё витает запах питательного киселя - в обед всегда рыбный.
– Эй, Скарабок, никак кот твой вернулся, - ворчит Рубанок, - слышишь, мяучит?
– Угу, - Точило ковыряет в зубах рыбной костью, - что твой "ревун" верещит.
Появился кот через декаду или две после начала работ, зрелище собой представлял жалкое: свалявшаяся серая шерсть - колтунами, сквозь кожу проступают рёбра, гной в уголках глаз. Глаза Рагнара больше всего и поразили, когда в первый раз кота увидел - ни капли кошачьей гордости, той самой, когда взгляд словно бы свысока; такие глаза больше подошли бы щенку или очень трусливому человеку. А дошёл до такого состояния кот потому, что потерял где-то правую переднюю лапу - вместо неё был обрубок, из обрубка торчала кость. Вряд ли мог добыть пропитание сам, с тремя-то лапами, но дело желал иметь только со Скарабеем, от остальных прятался.
– Ты уж прости, дружочек, но ничего у меня не осталось, - вздыхает Скарабей, склонившись над зарослями, из которых доносится жалобное мяуканье.
– Разве что, вот, корочка хлебушка...
"Мы такие же, - думает Рагнар, глядя на эту сцену.
– Угодили в капкан войны, и кость торчит из обрубка, и за всё задевает, и причиняет страшную боль..."
[Кристалл памяти]
Знаешь, брат, порой такое в голову придёт, что никуда, кроме как в кристалл. На гербе Синглии, как помнишь, грифон, и эти существа в природе есть, Северная Лента - снежный медведь, и тоже есть, Северный Маналит - дракон, и тоже есть, но кто у нас на гербе объединения, Северного Союза? Дракон о трёх головах: грифоньей, медвежьей и собственно драконьей. То есть существо вымышленное. И вот мысль, из-за которой вторую ночь толком не могу уснуть: так может и Союз - государство вымышленное?
[2]
Краски сна обжигают, потому что горячечный; Рагнар понимает, что спит, как и то, что шансы проснуться очень невелики. В Малую Кунерму пришла пузырчатая лихорадка, забирала одного за другим, но его на протяжении месяца не замечала, проходила мимо, из-за чего уверился в невосприимчивости. Ошибся.
– Бери карту, - говорит Хакан, от изумруда в глазнице к колоде протягивается зелёный луч.
Рагнар берёт, смотрит - десятка кругов, для начала неплохо. Круги вдруг вздуваются пузырями, лопаются, по карте стекает белёсая слизь, срывается тяжёлыми каплями. Рагнар ловит их на лету - ведь если упадут одна за другой на столешницу, Хакан сразу поймёт, какая у него карта!