Собирай меня по осколкам
Шрифт:
– Не понимаешь что-то?
– Вот тут, никак не могу понять, как правильно посчитать, - взял тетрадь, всматриваясь в цифры. Уселся рядом, касаясь своими коленками Машиных коленей. Она смотрела на меня, хлопая пушистыми изогнутыми ресницами.
– Тут надо, - я осекся почему-то. В венах медленно начал разливаться огонь, и желание послать к черту эту математику.
– Тимур, - прошептала Уварова, не сводя с меня притягательных глаз. Я отложил тетрадь, мысленно досчитал до трех, а потом потянул ладони к ее лицу, и сам наклонился следом. Думал, Маша оттолкнет, отвернется или заговорит,
Наш поцелуй в долю секунды перерос в порыв жадности, словно если оторвемся друг от друга - погибнем, разобьемся о скалы в пучине морских вод. Я целовал ее губы, скулы, скользнул к мочке уха, проводя языком медленно вниз к ключицам. Она водила пальцами по моим плечам, шее, оттягивала волосы. Сердце от бешеного желания сходило с ума, толкаясь о ребра так сильно, будто ему слишком мало место и пора бы вырваться на волю.
Я стянул с Маши худи, а она с меня майку. Мы оба оказались на подушке и вновь прильнули с пылкими поцелуями. Горячая кровь заливала вены, стучала в ушах, висках, внизу живота. Маша целовала так, как никто, наверное: с диким желанием не отпускать. Она словно заявляла – я принадлежу только ей, словно повесила замок на мое ледяное сердце. В какой-то момент ощутил во рту легкий соленый привкус, но мозг парил высоко над землей, где-то в пучинах вечных звезд и необъятной Вселенной.
В паху болезненно пульсировало, я едва сдерживался, чтобы не сорвать к чертям остатки одежды со своей ненормальной. Но почему-то продолжал терпеть, кайфуя от каждого поцелуя, от запаха Маши, от мягкости ее волос, от упругой груди.
– Тим, - вдруг прошептала она мне в губы. А потом ее тонкие худенькие пальчики скользнули ниже к моим джинсам, отстегнули пуговицу, спустили бегунок вниз. У меня едва кровь фонтаном не пошла, когда она коснулась моего младшего брата, когда медленно провела снизу вверх.
– Погоди, детка, - слез с нее, не сдерживая улыбки. Шальная голова немного кружилась, но я нащупал в рюкзаке важную вещицу. Скинул с себя штаны с боксерами, уже хотел натянуть резинку, как Уварова добила окончательно.
– А можно я? – почти шепотом произнесла она. Я оглянулся и замер: Маша сидела в одних трусиках, прикрывая плечи и обнаженную грудь накидкой.
– Хочешь, чтобы я сразу кончил? – усмехнулся, хотя это была чистая правда. Дожидаться ответа не стал, просто вернулся к своей бойкой девочке, повалил ее на кровать. Она выгнулась навстречу, и мы утонули в нашей яркой больной любви, ощущая такой же яркий, оглушительный оргазм.
К математике этим вечером возвращаться не стали. Да какая к черту математика? Мы только и успевали натянуть белье, как обратно раздевались. Перерывы тоже были, не большие правда. Один раз мы сходили на кухню, голодные и раскрасневшиеся. Умяли бутерброды с горячим чаем, вернулись в комнату, думали фильм посмотрим, в итоге через час потянулись к друг другу.
Второй
Ну а к полуночи мы оба тупо устали. Накрылись одним одеялом, Уварова отвернулась к стенке, я же пристроился сзади: обнял ее, уткнулся носом в пушистые мягкие волосы. Наверное, это был идеальный момент сказать о том, как сильно скучал по ней, как страстно желал ночами и фантазировал. Но пока собирался с мыслями, Маша уснула. Ладно, последний день живем что ли.
В субботу утром я благополучно проспал. Завтрак не удался. Проснулся уже на запах еды, сбегал в душ и примчал на кухню. На столе лежали сырники с малиновым вареньем и овсяная каша.
– Ты же сам сказал, - улыбнулась загадочно Маша. Она была в обегающем шерстяном леопардовом платье и черных колготках. Даже успела примарафетится, шустрая.
– Ну, я и не отказываюсь. А ты куда собралась? – придвинул ближе тарелку с кашей, попробовал, вполне сносно. Главное полезно. В целом я ничего против каш не имею. Хотя лучше бы Уварова осталась со мной в кроватке. Голод – фигня.
– Папа утром позвонил, попросил помочь избавиться от вещей Аллы, - Маша поставила на стол кружки с чаем. Большие и разноцветные.
– От Аллы?
– Ну, помнишь, да дама, которая жила с нами.
– А, - кивнул, почесав затылок. Точно. Стервозная женушка. Как дирек вообще на ней женился, даже формы от такого ужасного характера не спасут. – А что они того?
– Ага.
– Сочувствую, - ответил не особо искренне. Наверное, тут поздравить надо, а не грустить. Хотя кто знает, вдруг там была любовь до гроба и почек.
– Да нет, - отмахнулась Маша. – Наоборот. Я рада, что они… в общем, давно пора.
– Какая ты добрая, - усмехнулся. Взял сырник, обмакнул в малиновое варенье и откусил кусочек. Творог таял во рту.
– Она ужасная, - закатила глаза Уварова, делая глоток чая.
– А вдруг в постели космос?
– Тебя только постель и интересует, - стрельнула взглядом Маша, словно еще немного и мне попадет вживую.
– Конечно, - кивнул, улыбаясь белозубой улыбкой. – С тобой очень даже интересует. Может, сходим? Повторим?
– Авдеев, - смущенно ответила она. Я протянул руку и положил поверх ее ладошки, крепко сжимая.
– Что? – игриво произнес, не сводя с нее глаз.
– У тебя руки горячие.
– А у тебя холодные.
– Это плохо, - вздохнула Маша.
– Это отлично, - махнул головой, замечая, как уголки ее губ тянуться вверх.
– Почему?
– Потому термодинамическое равновесие.
– Что? – засмеялась Уварова, разрывая наши переплетенные пальцы.
– Это значит, что с холодным мужиком ты превратишься в айсберг, а…
– А ты с горячей дамой расплавишься в пучине лавы? – прервала меня Маша.
– Ну… - я отвел взгляд, пытаясь не выдать смешок.
– Авдеев! – прорычала моя ненормальная. Под столом притоптывала ножкой, в глазах так и читалось: «еще одно левое слово и тебе хана».