Соблазнение в академии

Шарэль Ти

— Они все так смотрят на тебя, — негромко сказала Марийка, теряя остатки веселости, которой была переполнена когда мы входили в канцелярию.

— Как? — я даже оглянулась, пытаясь понять, что так нервирует сестру, но ничего не заметила. Все те же приветливые лица и приветственные жесты.

— Примерно как дома прислуга, — Марийка отстранилась, словно вдруг решив всем показать, что нас с ней ничего не связывает. — Ловят каждый жест. Разве что в рот не заглядывают.

Я растерялась.

— О чем ты говоришь, Маш?

— Ни о чем, — буркнула

сестра. — Забудь.

— Маша, нам вместе жить два года. Давай не будем начинать со ссоры в первый же день. Можешь нормально сказать, что случилось?

— Ты ведь этого даже не замечаешь, да? — Марийка как-то горестно хмыкнула.

— Что именно? — я начала терять терпение. Бордовая крыша моего дома сияла отраженным солнцем совсем рядом, а мне не хотелось продолжать этот странный разговор при служанке.

— Ты — княгиня. В свои-то двадцать два года. Кто ещё может этим похвастаться?

— А ты — княжна.

— И ты не чувствуешь разницы, Лисса? Не удивлюсь, если у тебя тут свита человек в двадцать. И очередь на совместные обеды расписана на год вперёд.

Я не нашлась с ответом. Откуда эта горечь в голосе сестры? Ревность? Зависть? Обида?

Мы молча дошли до дома. Жилая территория академии занимала раза в три больше места, чем учебные корпуса. Слева возвышалось несколько рядов трёхэтажных общежитий, а справа — тридцать шесть домов для преподавателей и учеников из высшего дворянства.

К каждому дому прилагался небольшой сад и беседка. Я выбрала этот дом не случайно. В нем единственном вместо беседки среди яблонь стояла большая деревянная качель.

— Твоя комната справа, — я открыла рот только на втором этаже дома. Потом едко добавила. — Или я здесь тоже использую свой статус? Не оставила тебе выбора?

Не нужно было этого говорить. Но слова сестры оказались неожиданно болезненны, и я не удержалась.

Марийка молча прошла в предложенную ей комнату. Она абсолютно ничем не отличалась от моей, даже шелковые обои в обеих спальнях были одинакового оттенка вареных сливок. Белая с патиной дверь захлопнулась за спиной сестры с таким грохотом, словно была сделана из железа, а не дерева.

— Получи ей форму, пожалуйста, — обратилась я к Любаве. — И зачаруй расписание первого курса. Хочу взглянуть.

— Будет сделано, — девушка тут же исчезла, а я ещё несколько минут смотрела на закрытую дверь.

"Что и говорить, воссоединение семьи прошло не гладко".

На обед Марийка не вышла. Любава отнесла поднос с едой в спальню, но вернулась с нетронутыми тарелками.

"Вот же мелкая шишига! А ведь я говорила Аглае, что так и будет!"

Стиснула зубы, забрала у Любавы поднос и, громко топая от злости, рванула на второй этаж. Ручку пришлось нажимать локтем, я задела нервную косточку, выругалась от души и, наконец, ворвалась в комнату сестры.

Марийка лежала на кровати поверх покрывала. Маленькая скорченная фигурка в дорожном платье. Крошечная ступня в светлом гольфе с вышитыми пчёлками — такими детскими

и трогательными — не поместилась под подолом и тоже казалась съёжившейся.

"Просто памятник вселенской скорби!"

Я постаралась подавить и раздражение, и жалость. Упрёки сестры по-прежнему казались мне несправедливыми, а капризы неуместными. Но ведь это Марийка. Мой вечный "хвостик", моя маленькая сестрёнка, которую я практически вырастила, несмотря на незначительную разницу в возрасте.

Пристроила поднос на столик и села в ногах.

— Я не просила ни титула, ни богатств. Ты ведь знаешь это, Маша. Мы же вместе мечтали об академии, помнишь, как я хотела сюда попасть. Здесь моё место. Я обожаю занятия, а когда могу — целыми днями пропадаю в театре. Здесь никто не называет меня княгиней. Многие, наверное, даже не знают. Никаких свит, никаких балов или клубов по интересам. Я общаюсь только с Верой и Есей — ты их прекрасно знаешь. Ну и с Теодором. Если бы не управление княжеством, я бы проводила на занятиях и в театре ещё больше времени.

— И все же ты — княгиня, — тихо произнесла сестра. — Ты даже замуж можешь выйти по собственному желанию.

— Как и ты, Маш.

— Я только с твоего одобрения, а тебе даже разрешение государя не нужно.

— Я никогда не сделаю тебе больно, Маш. Ты выйдешь замуж по любви. Денег Уваровых хватит на несколько десятков поколений.

— Я знаю, что ты не хотела меня брать с собой. Слышала ваши разговоры с мамой.

— Так я и не скрывала, Машунь. Это не так просто, как кажется. Ты привыкла… — как бы так сказать, чтобы не обидеть, — к определённому к себе отношению. А в академии не делают различий по статусу. могут даже обозвать. Не представляешь, как меня ругали на первом году.

— Тебя? Не верю, — Марийка, наконец, распрямилась, показывая припухшее от слез лицо.

— Ты вот говоришь про свиту. Как бы не так. Первое время меня задевали все, кто только мог. Если знала много — называли задавакой, если что-то не знала — дурочкой. А когда узнали про возраст, то переростком. Но не потому, что я какая-то особенная. Так относились почти ко всем.

Я не стала говорить, что поступила под именем боярыни Василисы Вязьменской. Маленькая Вязьма входила в состав княжества, поэтому имя было официальным и не вызвало возражений у великого наставника. Все насмешки прекратились, когда до моих одногруппников дошло мое настоящее имя. Не от меня.

— И ко мне будут? — напряглась Марийка.

— Пусть попробуют обидеть мою сестру, — с притворной строгостью рыкнула я. — Как никак за два года определённый вес я заработала.

Постепенно Марийка расслабилась, начала улыбаться. Потом поела, с удовольствием примерила светло-голубую форму первого года. Длинная юбка оказалась немного большеватой, поэтому Любава отправилась все менять, а мы с сестрой склонились над расписанием первого года.

— Базовая артефакторика каждый день, основы зельеварения, история, теория дара и гимнастика. А у тебя какие предметы?