Собор памяти
Шрифт:
Вожак покраснел. Он прочёл письмо и возвратил Куану. Они обменялись взглядами — так могли бы смотреть друг на друга люди, некогда бывшие друзьями, — затем вожак кивнул и приказал своим людям садиться на коней.
— Бросьте добычу! — велел он и, вскочив в седло, поскакал прочь, не оглядываясь; прочие помчались следом и скоро скрылись за холмом.
Куан спрятал письмо и улыбнулся.
— Они убили бы нас? — спросил Леонардо.
— Это зависит от того, изгои они или вышли на ghrazzu.
— Ghrazzu?
— Это такая игра — похищение имущества
— Куан?..
— Если они изгои, то позабавились бы с нами, а затем убили. Если отправились на ghrazzu, то подчинились бы закону бедуинов.
— Какому-то закону они несомненно подчинились — мы ведь живы.
Куан снова улыбнулся.
— Думаю, живы мы потому, что вожак почуял, что вот-вот придут другие. Или же... — Он взглянул туда, где исчезли бедуины, а потом кивнул на восток — там висело солнце.
И там Леонардо увидел вдали всадников.
— Нет, Леонардо, этих можно не опасаться. Это солдаты из войска калифа. Давай-ка заберём отсюда всё, что сумеем унести. — Он кивнул на остатки шара. — Такая ткань может обогатить целое пустынное племя.
— Но мы не сможем унести её.
— Пусть тебя это не тревожит, маэстро. Не думаю, чтобы нам пришлось делать это. Давай просто привалим её камнями, чтобы не унесло ветром.
Когда они закончили, Куан спросил:
— Ты заметил шрам на щеке у высокого?
— Да.
— Некогда я встречал человека с таким шрамом в Акабе, близ Красного моря. Он ел с одним из калифовых вождей. В пустыне, не в городе. — Куан говорил так, словно есть в городе — бесчестье, словно он превратился вдруг в бедуина — а между тем этот человек чувствовал себя как дома и во Флоренции, в обществе людей цивилизованных. — Этот человек подавился куском баранины и, чтобы не оскорбить хозяина неучастием в беседе, разрезал себе щёку и раздвинул края раны, показывая, что во рту у него застряло мясо.
— Это тот самый? — спросил Леонардо.
— Тот, кого я знал, пережил страшную трагедию. Он оставил свой народ, и ни одно племя не даст ему прибежища — во всяком случае, так говорят, — прибавил Куай, словно давая понять, что знает больше, чем говорит.
— Что за трагедия?
— Запретная любовь.
— Мужчина?
— Его сестра. Они были родственниками калифа... и Айше.
— Были?..
Куан махнул рукой.
— Они всё равно что умерли.
Пока он говорил, к ним на большом белом верблюде подъехал калиф Кайит Бей. В белых abba и gumbaz — бедуинском хлопковом платье и плаще — он выглядел простым кочевником. С ним были ещё человек двадцать кочевников, все на белых беговых верблюдах, гордости калифа. Эти дикари были телохранителями калифа. Куан однажды сказал Леонардо, что они могут скакать и биться дольше и яростней любого — за исключением, разумеется, самого калифа; а ещё Леонардо узнал, что Куан был командиром калифовых телохранителей — и, кстати, рабом, что в этом мире отнюдь не было бесчестьем.
Кайит Бей ехал во главе отряда, и Леонардо с удивлением заметил, что он ещё больше похудел, словно пустыня, солнце и битвы обтесали его. Однако ещё больше Леонардо удивился, увидев своего давнего друга Америго Веспуччи. Его узкое нежное лицо потемнело и огрубело; солнце выбелило его брови и высветлило волосы. Он был одет как араб, и это его, похоже, устраивало. Выглядел он здоровым и крепким, совсем не похожим на щёголя, каким Леонардо знал его во Флоренции.
Как и тот бедуин, что сидел на большом верблюде бок о бок с Америго.
Сандро Боттичелли потерял свою полноту и приобрёл бороду. Он был чёрен, как нубиец.
Леонардо мгновенно узнал его.
— Пузырёк! — вскрикнул он и бросился к нему. Сандро тронул своего верблюда бамбуковой палочкой и сказал: «Ikh», что означало: «На колени». Верблюд подогнул передние ноги и наклонился — и тогда Сандро соскользнул с седла и безо всяких церемоний — калиф насмешливо смотрел на него, явно развлекаясь, — стиснул Леонардо в своих медвежьих объятьях, прошептав ему на ухо:
— Есть новости.
Глава 22
БЕЛЫЙ БАРАН
Стоит, однако, пожалеть, что иные восточные
государи, величайшие по могуществу и разуму,
не имели историков, дабы запечатлевать их деяния,
поскольку среди султанов Египта и царей Персии
были люди, непревзойдённые в войнах и достойные
сравнения не только с варварскими вождями,
прославленными в сражениях, но также и с великими
полководцами Греции и Рима.
Разите, разите! Если вы победите, получите
величайшую награду от нашего правителя.
— Машину, что летела по небу, видел весь Каир, а также те, кто был в рощах, на реке и в пустыне, — сказал Куан калифу, — и все они видели Царя Времён, стоящего в её корзине и глядящего на них с высоты, подобно огненному ангелу.
— Или джинну, — прервал его калиф с довольным видом. Белый верблюд стоял на коленях рядом с ним, словно даже животные понимали, что ему надлежит кланяться.
— Слово распространится быстро, как плывут корабли и скачут кони — слово о том, что Кайит Бей, Правитель Миров, может летать как джинн, — продолжал Куан. — Уверен, что Мехмед и остальные турки очень скоро услышат об этом. — Он говорил неестественно, нараспев, будто читал эпическую поэму; но калиф был доволен и, казалось, откровенно счастлив видеть своего слугу и соратника.
— Разве не услышали они уже — и не увидели — твоего оружия, что убивает во множестве.
На эти слова Кайит Бей, рассмеявшись, кивнул.