Собрание народных песен

Киреевский Петр Васильевич

414

«Што за речкою за быстрою…»

Што за речкою за быстрою Не ковыль-трава зашаталася, Зашатался добрый молодец По чужой дальней сторонушке. Сторона ль ты моя, сторонушка, Чужедальняя, незнакомая! Да не сам же я на тебя зашел, Да не ворон меня конь занес: Завела ж меня нужда крайняя, Нужда крайняя, служба царская, Служба царская, государская.

ПЕСНИ, ЗАПИСАННЫЕ В ТУЛЬСКОЙ ГУБЕРНИИ

ЭПИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ

415

ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ И АЛЕША ПОПОВИЧ

Ох далече, ох далече во чистом поле, А еще того подале — во раздольице, Выбегало тут стадечко звериное, Что звериное, звериное-змеиное. Наперед-то выбегает Скиперь зверь: На Скиперу зверю шерсть бумажная, Круты роги и копытички булатные. Отбегает Скиперь зверь ко Непре реке: В Непре реке вода вся возмутилася, Круты красны бережёчки зашаталися, Со хором, братцы, вершёчки посвалялися. Как зачуял вор-собака нарожденьице: Народился на Святой Руси, на богатой, Молодёшенек Добрыня сын Никитьевич. Ох далече, ох далече во чистом поле, Еще того подале — во раздольице, Что не белая берёза

к земле клонится, Что не сын-то перед матерью склоняется: — Отпусти же меня, матушка родимая, Да на все на четыре на сторонушки. — Ох дитё ли, ох дитё ли чадо милое! На кого ж ты покидаешь свою матери? — Покидаю свою матушку на бога. — На кого ж ты покинаешь молоду жену? Через девять лет в десятый день за-муж иди, Не ходи, моя Настасья, за Олёшеньку: Как Олёша-то Попович вор насмешлив был, Он охочь был смеяться чужим женам, Что чужим женам, молодым вдовам, Молодым вдовам, красным девушкам.

416

ЛАЗАРЬ УБОГИЙ

Жили два брата Лазаря: Один богатый, другой убогий. Пришел убогий к брату своему, Просил убогий милостинку: — Братец мой, братец, Богатый Лазарь! Создай мне, братец, милостинку! — Что я тебе за братец, Убогий Лазарь? Твои братья — псы: Под стольем похаживали, Сахарные крошечки подбирывали, Гноючие раны зализывали. — Пошел убогий от брата свово, Вышел убогий за ворота, Взглянул убогий на небеса: — Господи, господи, бог милосливый! Сошли, господи, скорую смерть. Пошли мне, господи, ангелов, Не тихих, не смирных, не милосливых! Вынимай душу скрозь ребра мои, Посадите душу на копье, Вознесите душу высоко, Высоко — прямо в ад, В смолу кипичую. — Пошел богатый в зеленый сад гулять; За ним несут пиво и вино. Сладкие меды. Сказал богатый брату своему: — Вот мои братья — князья, бояре.— Послышал богатый скорую смерть, Взглянул богатый на небеса, Сказал богатый: — Господи, Господи, бог милосливый! Пошли мне, господи, скорую смерть, Пошли мне, господи, тихих ангелов, Тихих, смирных, милосливых! Выньте мою душу во сахарные уста, Положите душу на пелены, Вознесите душу высоко, К Аврааму в рай, — Услышал господи молитву его, Послал ему господи скорую смерть, Сослал ему господи ангелов. Не тихих, не смирных, не милосливых: Вынули его душу скрозь ребра его, Посадили его душу на копье, Вознесли его душу высоко, Посадили его душу прямо в ад. Увидел богатый брата своего: — Братец мой, братец, убогий Лазарь! Обмокни, братец, хоть единый перст… ………………………………………………

417

ГОЛУБИНАЯ КНИГА

Во из тучи было из грозные, Подымалася погода божия, Во той во погоде божия Выпадала со небес Голубина Книга. Во ко евтой книги сыходилися, сыезжалися Сорок царей сы царевичем, А сорок князей сы княгиничем, Да не мала книга, ни великая: Долины книга сороку сажон; Поперечины двадцати сажон; Во эту книгу кругом ходить — не 'бойтить будет, Во руцех держать — не сдержать будет, Читать книгу — не прочесть будет. Проговорил Володимир князь Вовладимрович: — Ты еси премудрый царь, Давыд Евсеевич! Прочети нам Книгу Голубиную, Расскажи ж ты нам про весь белый свет, Про все мудрости господнии: Вот чего зачался в нас и белый свет, Вот чего зачалось солнце красное, Вот чего зачался млад-светёл месяц, Вот чего ж да взялись зори ясные, Вот чего ж да взялись ветры буйные, Вот чего ж узялись ночи тёмные? — Во премудрый царь Давыд Евсеевич Он ответ держал, он по памяти напаче грамоти: — Не могу же я честь Голубину Книгу, Я же вам проповедаю По памяти напаче грамоти: У нас белый свет от свята духа, Солнце красное от лица божьего, Млад-светел месяц от грудей божьих, Зори ясные от очей божьих. Звезды частые от риз божьих, Ветры буйные от кровей божьих, Ночи тёмные от сапог божьих. — Во проговорил Володимир князь Вовладимрович: — Ты еси премудрый царь, Давыд Евсеевич! Прочти нам Голубину Книгу, параповедывай, Расскажи ж ты нам про весь белый свет, Про весь белый свет, про все мудрости господние: Который царь над царями царь, Который город городам мати, Есть церковь всем церквам мати, И который зверь зверьям мати, И которая гора всем горам мати, Которое море морям мати, Которая река рекам мати, Которая птица птицам мати, Которая рыба рыбам мати, Которая древа древам мати, Есть у нас трава всем травам мати? — Го премудрый царь Давыд Евсеевич Он ответ держал по памяти напаче грамоти: — У нас белый царь над царями царь; Почему ж да вон над царями царь? Он стоит за дом Богородицы, У-в-него вера вся крещёная, Православная, христианская: Потому ж да царь над царями царь. Ерусалим город всем градам мати; Почему ж да вон всем градам мати? Вон стоит тот город посреди земли, Посреди земли, што ни пуп земли; Есть ву нём церковь соборная, богомольная, Во той во церкви во соборные Стоит гробница на воздухах белокаменна. Почивают мощи самого Христа, царя небесного: По том церковь церквам мати. Ещё Индрик зверь всем зверьям мати: Почему ж да вон всем зверьям мати? Он живет-то евтот зверь во святой горе, Он и пьет и ест из синя моря. Никому победы [84] он не делает. Он и ходит рогом по подземелью, Аки солнце по поднебесью; Когда этот зверь рогом поворотится, Все зверья земные к нему приклонятся. Хвангур гора всем горам мати; Почему ж Хвангур гора горам мати? Преобразился на ней сам Исус Христос, Сам небесный царь, Показал он веру-славу вчеником своим. Ердань река всем рекам мати; Почему ж д' она всем рекам мати? Во крестился в ней сам Исус Христос, Наш небесный царь, Со Иваном отцом со крестителем, Со всею со силою со небесною: Потому река всем рекам мати. Во Страфиль птица всем птицам мати; Почему ж д' она всем птицам мати? Во живет да евта птица во синём морю, Она пьет и ест из синя моря; Когда пёрушком вострепенется, Вся синяя моря всколебается, Побивает гостя на кораблях, Потопляет судны поморские, Побивает птица неприятеляв. Киёнь моря всем морям мати; Почему ж д' она всем морям мати? Сирёдь моря сирёдь Кияни Выходила церковь божественная Самого Клима попа рымского: По том моря всем морям мати. Китра рыба всем рыбам мати; Почему ж д' она всем рыбам мати? Воснована на ней мать сыра земля, вося вселенная, Побликовано [85] — весь и белый свет: Потому рыба всем рыбам мати. Купарис древо всем древам мати; Почему ж д' она всем древам мати? Распят

был на ней сам Исус Христос, Сам Исус Христос, сам небесный царь, Промежду двумя разбойников, душегубцев, Пошел от ней святой дух, Святой дух и ладан: Потому древа всем древам мати. Во Плакун трава всем травам мати; Почему ж д' она всем травам мати? Шла мати божия Богородица, Плакала по своём по сыну по возлюбленном, Ронила слёзы на сыру землю; Вот тех вот слёз вот пречистеньких В-у-рождалася Плакун трава: Потому Плакун трава травам мати. — Гу-во-сне много сна мне спалося, Вы-во-сне много сна видилося, — Будто Кривда с Правдой побивалася, Будто Кривда Правду одолеть хочет, Правда Кривду переспорила, Пошла Правда на небеса, К самому Христу царю небесному, Оставалась Кривда на сырой земле, Понесло Кривду по всему царству — мытарству небесному. Когда старым людям на послушанье, Младым людям вечно памяти. Ещё славен бог и прославися, Велико имя господнее.

84

Обиды.

85

По объяснению слепого «ославилось», т. е. известно. — Прим. собир.

418

ТАТАРСКИЙ ПОЛОН

Как за той-то, за той за Дарьёй рекой, Татары-то полон делят. Кому злато, кому серебро досталося: Доставалася тещея зятюшке. Он привез ее на дикую степь, На дикую степь к молодой жене: — Еще вот тебе, молода жена, Вековечная работница, А вам, детушки, нянька-мамушка. Ты заставь ее, жена, три дела делать: Перво дело — дитю качать, Друго дело — бумагу прясть, Третье дело — гусей пасти. — Полоняночка ногами-то дитю качат, Руками бумагу прядет, Глазами-то гусей пасет. Дитю качат да прибаукиват: — Ты, баю, баю, мое дитятко, Ты, баю, баю, мое милое! Ты по батюшке татарчёночек, А по матушке русёночек, Моих черёв урывочек: Твоя-то матушка мне родна доченька, У нее на правой груди родимо пятношко. — Услыхали няньки-мамушки, Доложили они своей барыне: — Ох барыня, сударыня! Полоняночка дитю качат, Дитю качат, прибаюкиват: «Ты, бау, бау, мило дитятко, Ты по батюшке татарчёночек, А по матушке русёночек, Моих черёв урывочек». — Стучит-бренчик, по сеням бежит, По сеням бежит дочь родная, Упала она ей во резвы ноги: — Ох матушка, сударыня! Что ты мне давно не скажешься? Не заставила бы я тебя три дела делать, Ни дитю качать, ни гусей пасти, Ни гусей пасти и ни бумагу прясть. Вот тебе золоты ключи, Отмыкай-ко ты дубовы ларцы, Бери себе золотой казны, Золотой казны сколько надобно, Ступай-ко ты на конюшною, Бери себе коня добраго. Поезжай на святую Русь, На святую Русь к малым детушкам. — Дитя ли мое, дитя милое! Не надо мне золотой казны, Не еду я на святую Русь: С тобой, мой друг, не расстануся!

419

«Как во городе во Вереюшке…»

Как во городе во Вереюшке, Во селе было Корочарове, Все квартирушки порасписаны, Все солдатушки порасставлены, Как солдатушки полку Тульскаго, Роты первыя, гренадерския. Вдруг песчастьице в полку учинилося: Как со вечеру приказ отдан был, Со полуночи ружья чистили, Ко белу свету во строю стоят, Во строю стоят, по ружью держат. Капитан стоит перед ротою, А майор стоит середи полку, Сам полковничек под знамёнами. Капитан кричит: «На плечо ружье!» А майор кричит: «Во поход пошол!» Сам полковничек: «Во ины земли, Земли шведския и турецкия!» Из-за гор было — гор высокиих, Из-за лесу — лесу темнаго, Не бела зоря занималася, Не красно солнце выкаталося, Выходила тут наша армия, Наша армия государева, Государева царя Белаго, Царя Белаго Петра Перваго.

420

«Говорил-то мне мил-сердечный друг…»

Говорил-то мне мил-сердечный друг, Говорил-то, крепко приказывал, Честью-лестью уговаривал: — Посмирнее живи, моя лебёдушка! — Я приказу его мало слушалась, Со иным дружком повадилась; Повадимши разбранилася, Разбранимши слезно всплакнула, Во слезах я слово молвила: — Ты взойди, взойди на мой на двор, На мой на двор, на высок терём, Погляди-тко ты в окошечко: На моем ли на дворе туман-туман, На синём море непогодушка. — Есть у девушки зазнобушка: Зазнобил сердце детинушка, Детинушка дворянский сын, Зазнобимши сам в поход ушол, В чужи земли — земли шведския.

421

«Выходила-выступала сила войская…»

Выходила-выступала сила войская, Сила войская, гусары царя Белаго, Царя Белаго гусары, Петра Перваго, Наперёд идут гусары со знамёнами, Назади идут гусары — барабаны бьют, Барабанный бой пробили по печальному, Славно песенки запели по веселому. Как у нас ли во ширинге урон сделался: Урон сделался, гусары, генерал помёр. Генеральского конёчка в поводу ведут, Генеральского сыночка на руках несут, Генеральское седельце на возу везут, Самого генерала шестернёй везут: — Вы везите ли, гусары, через три поля, Через три поля на четвертое!

422

«Что не стадичко из черных галочек подымалося…»

Что не стадичко из черных галочек подымалося, Подымалася наша армия государева: И не много, и не мало, — семьдесят семь полков. Вперед бежит молодой почтарь, Молодой почтарь, сам не трёхнется, По плечам бежат русыя кудерьки, Русы кудерьки не ворохнутся. Подбегает к матушке каменной Москве, На устречу московские целовальнички; Целовальнички испугались, все разбегалися: — Вы не бойтесь, целовальнички, не пугайтесь ничего! Отпустите вы сладкой водочки на пять сот рублей, Зелена вина, на всю армию государеву! — На ограде сидел прусской король — черным вороном, По поднебью летал прусской король — ясным соколом, Под столом-то сидел прусской король — серым котиком. Как возговорил прусской король: — Ты укрепа-ль моя, укрепушка, Славный Берлин-город! Ты кому же, моя укрепушка, достанешься? Доставалась моя укрепа царю белому, Царю Белому, генералу Краснощокому. Я строил тебя, укрепушку, ровно тридцать лет: Разорили тебя, укрепушку, в три часа!

423

ПОЖАР МОСКВЫ

Ты хозяин, ты хозяин, Свому дому господин! Нам не дорого, хозяин, Пиво пьяное твое, Дорога нам, хозяин, Пир-беседушка твоя. Во беседе сидят люди, Люди добрые сидят, Они бают-рассуждают, Речь разумну говорят: — Отчего это, братцы, Каменна Москва загоралась? — Загоралась от князей от бояр, От большаго господина Шереметьева: Ходила его верная ключница Вы новы подвалы, Заронила она, заронила Воску яраго свечу. От того каменна Москва Загорелась.