Собрание сочинений (Том 2)
Шрифт:
Такие вопросы обескуражили Тимку.
– Не знаю я ничего. И письма никакого не видел! Отстаньте!
– сердито сказал он и побежал вперед.
Тимка не замечал уже ни снега, завалившего за ночь овраг, ни птиц, прыгавших по веткам деревьев, ни преобразившихся елей, что будто украсились белыми шкурками зайцев и песцов. С трудом пробираясь по узкой тропке, только что проложенной ребячьими валенками, он вышел к школе.
Возле крыльца толпились ребята из разных классов. Еще издали Тимке
Он замедлил шаг. Но как ни иди медленно, все одно - школы не минуешь.
Тимка издали выбрал из всех ребят своих, одноклассников, и подошел.
– Здравствуйте!
– сказал он вместо обычного: "Привет!"
– Здорово! Привет! Здравствуй!
– отозвались ребята.
– Ну, что там в письме?
– сразу же спросил Леша Махотин.
– А я не знаю, - признался Тимка.
– Так и не знаешь!
– ехидно произнес Леша.
– Скрываешь небось! А пионер еще! Галстучек-то надел!
– И надел! И всегда буду носить! А тебе что?
– сказал Тимка.
– Помолчи ты, утопленник!
– прикрикнул на Махотина Саша Водянин. Говорит тебе человек, что не знает, - значит, не знает...
Тут бы и кончиться разговору, да нет, Лена Нестерова влезла:
– Раз из Западной Германии письмо, наверно, он власовцем стал или бендеровцем. В войну такие были...
– Не бендеровцем, а бандеровцем!..
– Да чего ты болтаешь!
– возмутился Миша Решетов.
– "Власовцем, власовцем"! Как же он мог, когда он на кладбище у нас лежит? Я и то помню, как его хоронили...
– Не о нем же речь!
– возразил Саша.
– От первого мужа Матвеевны письмо... Ведь, говорят, написано там на конверте - от первого...
– А я, девочки, что-то никак не пойму, - вступила в разговор Зина Рылова, самая что ни на есть спокойная и рассудительная девочка в классе.
– Ведь первый муж Марии Матвеевны на войне погиб. В Чехословакии будто, говорили...
– Мало ли что говорили!
– Это еще как сказать!
Ребята опять загалдели, и только Тимка стоял молча, не зная, что делать.
Наконец громко зазвенел долгожданный звонок.
– Пошли-ка лучше!
– предложил Саша Водянин.
– И вообще, какое это имеет отношение к Тимофею? Это ведь не его отец, - добавил Саша, желая, видимо, закончить разговор.
Тут уже сам Тимка не выдержал.
– Нет, он мой отец, - сказал он тихо, но упрямо.
– Он мой первый папка... Мой! Мой!
14
С И З О В В. А. 1904 - 1956.
ПОГИБ, ЗАЩИЩАЯ НАРОДНОЕ ДОБРО
Надпись на могиле.
Здравствуй, дорогая бывшая жена Мария!
Представляю, как удивишься ты, получив это мое письмо. Ты
считаешь меня погибшим и, наверное, даже получила в свое время
официальное
на войне! Меня уже в покойники записали, и в могилу определили, да
поторопились - очнулся я от бессознания и попал к хорошим людям. А
наши-то, свои, бросили меня, считая скончавшимся. Так я чудом
остался живым и вот теперь, через много лет, решил написать тебе.
От людей, бывавших в России, я узнал, что ты жива и находишься
в прежнем месте, в нашей деревне, и будто бы даже стала партийной.
Сначала я не поверил этому. Ведь ты - простая деревенская женщина и
никогда не рвалась к политике...
Остаюсь к тебе с большим приветом твой бывший муж Февралев Иван
Константинович.
Передавай от меня поклон всем нашим деревенским мужикам и бабам
и прочти им мое письмо.
Не удивляйся, что это письмо написано незнакомым тебе почерком.
На войне я повредил себе правую руку и теперь всегда пишу левой.
15
Прежде, когда Тимка еще совсем маленьким был и лесов дремучих боялся, мать не раз называла его трусишкой.
– И в кого ты такой уродился?
– говорила она.
– И Петя у нас не из робкого десятка, и мы с папой...
Тогда она шутила, конечно. Как ей было знать: смелый Тимка или нет?
А леса дремучие - ведь это только на словах. Может быть, окажись рядом с Ельницами настоящий дремучий лес, Тимка вовсе бы и не боялся в него пойти.
Зимой Тимка с первого класса один в школу ходил. И не боялся. А зимой, известно, особенно по утрам, темно совсем. А когда через овраг идешь, так что только тебе не померещится. Деревья великанами стоят, тени вокруг пляшут, а тут еще ворона какая-нибудь или сорока шарахнется с испугу в сторону - хошь не хошь, а мурашки со спины не прогонишь.
А если собака встретится чужая, как тогда, когда Тимка во второй класс пошел? И главное, погода в тот день была страшнющая: буран не буран, а метель мела вовсю. И вдруг в темнотище чей-то глаз блеснул. Тимка сразу его заметил. Поначалу решил: это от снега блеск. А потом понял: волк!
Другой бы на Тимкином месте наверняка стрекача дал. А Тимка - нет. Во-первых, знал, что бежать от волка или другого зверя - значит определенно в лапы ему попасться. А потом вспомнил, что волки огня боятся. Вот и не растерялся: достал свой фонарик и прямо направил свет туда, где глаз горел. Да еще крикнул что было силы:
– А ну, кати с дороги! Все одно не боюсь тебя!
Правда, собака с дороги не ушла, а наоборот - к Тимке подбежала, стала ласкаться, скулить. Наверно, от голода да от холода. То ли бросил ее кто, то ли еще что с ней случилось...