Собрание сочинений Том 2
Шрифт:
— Тут у меня родственник есть.
— Откуда у тебя родственник взялся?
— Давно… всегда был тут дядя… у него ночевал.
Этот день и другой затем Помада или пребывал у Вязмитиновых, или уезжал к дяде.
У Вязмитиновых он впадал в самую детскую веселость, целовал ручки Женни и Лизы, обнимал Абрамовну, целовал Розанова и даже ни с того ни с сего плакал.
— Что это ты, Помада? — спрашивал его Розанов.
— Что? Так, бог его знает, детские годы… старое все как-то
Чем его более ласкали здесь, тем он становился расстроеннее и тем чаще у него просились на глаза слезы. Вещи свои, заключающиеся в давно известном нам ранце, он еще с вечера перевез к Розанову и от него хотел завтра уехать.
— Увидимся еще завтра? — спрашивала его Женни. — Поезд идет в Москву в двенадцать часов.
— Нет, Евгения Петровна, я завтра у дяди буду.
Никак нельзя было уговорить его, чтобы он завтра показался.
Прощаясь у Вязмитиновых со всеми, он расцеловал руки Женни и вдруг поклонился ей в ноги.
— Что вы! что вы делаете? Что с вами, Юстин Феликсович? — спрашивала Женни.
— Так… расстроился, — тихо произнес Помада и, вдруг изменив тон, подошел спокойною, твердою поступью к Лизе.
— Я вам много надоедал, — начал он тихо и ровно. — Я помню каждое ваше слово. Мне без вас было скучно. Ах, если бы вы знали, как скучно! Не сердитесь, что я приезжал повидаться с вами.
Лиза подала ему обе руки.
— Прощайте! — пролепетал Помада и, припав к руке Лизы, зарыдал как ребенок.
— Живите с нами, — сказала ему сквозь слезы Лиза.
— Нет, друг мой, — Помада улыбнулся и скааал: — можно вас назвать «другом»?
Лиза отвечала утвердительным движением головы.
— Нет, друг мой, мне с вами нельзя жить. Я так долго жил без всякой определенной цели. Теперь мне легко. Это только так кажется, что я расстроен, а я в самом деле очень, очень спокоен.
— Что с ним такое? — говорила Лиза, обращаясь к Розанову и Женни.
— Ну вот! Ах вы, Лизавета Егоровна! — воскликнул Помада сквозь грустную улыбку. — Ну скажите, ну что я за человек такой? Пока я скучал да томился, никто над этим не удивлялся, а когда я, наконец, спокоен, это всем удивительно. На свою дорогу напал: вот и все.
Приехав к Розанову, Помада попросил его дать ему бумаги и тотчас же сел писать. Он окончил свое писание далеко за полночь, а в восемь часов утра стоял перед Розановым во всем дорожном облачении.
— Куда ты так рано? — спросил его, просыпаясь, доктор.
— Прощай, мне пора.
— Да напейся же чаю.
— Нет, пора.
— Ведь до двенадцати часов еще долго.
— Нет пора, пора: прощай, брат Дмитрий.
— Постой же, лошадей запрягут.
Розанов крикнул
— Ты что хочешь делать?
— Проводить тебя хочу.
— Нет! Бога ради, не надо, не надо этого! Ни лошадей твоих не надо, ни ты меня не провожай.
Розанов остановился, выпялив на него глаза.
— Прощай! Вот это письмо передай, только не по почте. Я не знаю адреса, а Красин его знает. Передай и оставайся.
— Да что же это такое за мистификация! Куда ты едешь, Помада? Ты не в Москву едешь.
— Будь же умен и деликатен: простимся, и оставь меня.
С этими словами Помада поцеловал Розанова и быстро вышел.
— Живи! — крикнул он ему из-за двери, взял первого извозчика и поехал.
Письмо, оставленное Помадою в руках Розанова, было надписано сестре Мечниковой, Агате.
Розанов положил это письмо в карман и около десяти часов того же утра завез его Райнеру, а при этом рассказал и странности, обнаруженные Помадою при его отъезде.
— Да, все это странно, очень странно, — говорил Райнер, — но погодите, у меня есть некоторые догадки… С этой девушкой делают что-нибудь очень скверное.
Райнер взял письмо и обещался доставить его сам. Вечером Розанов, встретив его у Вязмитиновых и улучив минуту, когда остались одни, спросил:
— Ну, что ваши догадки?
— Оправдались.
— Что же с этой девушкой?
— Очень нехорошо. О боже мой! если б вы знали, какие есть мерзавцы на свете!
— Очень знаю.
— Нет, не знаете.
— Помилуйте, на земле четвертый десяток начинаю жить.
— Нет, ни на какой земле не встречал я таких мерзавцев, как здесь.
— Болотные, — подсказал Розанов.
После этого разговора, при котором Райнер казался несколько взволнованным, его против обыкновения не было видно около недели, и он очень плохо мог рассказать, где он все это время исчезал и чем занимался.
Расскажем, что делал в течение этого времени Райнер.
Тотчас, расставшись с Розановым, он отправился с письмом Помады в Болотную улицу и, обойдя с бесполезными расспросами несколько печальных домов этой улицы, наконец нашел квартиру Агаты.
— Пожалуйте, пожалуйте за мной, — трещала ему кривая грязная баба, идя впереди его по темному вонючему коридорчику с неровным полом, заставленным ведрами, корытами, лоханками и всякой нечистью. — Они давно уж совсем собрамшись; давно ждут вас.
— Приехали за вами! — крикнула баба, отворив дверь в небольшой чуланчик, оклеенный засаленными бумажками.