Собрание сочинений в 2-х томах. Т.2: Стихотворения. Портрет мадмуазель Таржи

Елагин Иван

* * *

В государстве великих разлук ходовая монета — пространство.Начинают с того, что кладут между мной и тобою моря.Проходи по чужим городам, под чужими созвездьями странствуйИ как в шахте глубокой томись в непочатых слоях словаря.А еще через несколько лет только праздники помнишь и флаги,И в воскресном театре души мемуарные фильмы идут.Заливает, как темной водой, котловины твои и овраги,Заливает пространства твои колокольного времени гуд.За последней березой закат истончается желтой полоской:Это занавес ночи на нас опускает свою бахрому.Как ни горько признаться, а всё ж оказалась земля моя плоской.И я вместе с театром моим уплываю куда-то во тьму.Нет, не родину страшную я потерял в суматохе вокзальной, —Из-под лапищ ее никуда не уйти мне со словом моим, —А кусочек пространства, где я на поверхности мира зеркальнойНа рассвете июльского дня отражением плыл молодым.В уцелевших просторах моих ветер времени дует по строчкам,И я целую жизнь напролет от себя самого ухожу,И разбитое зеркало я всё пытаюсь

сложить по кусочкам,И всё кажется мне, что себя я из этих кусочков сложу.

* * *

Сергею Бонгарту

Кривая ветвь совсем не за ограду,А протянулась во вчерашний деньЗа птицею, которая по садуРассыпала рулады дребедень,За птицей, упорхнувшей в день минувший!..И сказочно и празднично и страшно,Как будто мы на части время рвём,Когда живой кусок из тьмы вчерашнейВыламываем кистью иль пером.Как будто время трескается с хрустом,Как будто всё идет наоборот,И при волшебном фонаре искусстваИз будущего прошлое встаёт.Снег столько раз ложился на карнизе,И сколько раз седой была трава,А вот Наташе на твоем эскизеВсё те же солнечные двадцать два!И в юности моей, во время оно,Когда ещё писалось горячо —В стихах звезда сорвалась с небосклонаИ до сих пор летит она ещё.Когда-нибудь из сумрака столовойЯ прямо в твой пейзаж перешагну —На озеро, где по воде лиловойТы чайной розой расплескал луну,Войду туда, где в бешеном нахлёстеСветящиеся влеплены мазки.И непременно ты заглянешь в гостиКогда-нибудь ко мне, в мои стихи.

* * *

Как им заплатит воля равновесья?

Гумилев

А называют землю Колыма.(Того убили, тот сошел с ума.)А есть еще другая — Воркута.(Не сыщешь ни могилы, ни креста.)Под снегом примиряющим РоссииВповалку спят чужие и родные.А где-то в дальних США, за океаном,Есть кладбище с названием престранным.Есть кладбище. Животные на нёмВ своих могилах спят последним сном.Вот памятник, заботливой рукоюВоздвигнутый над свинкою морскою.А вот мемориальная плитаНад прахом незабвенного кота.А рядом что-то наподобье ракиС останками возлюбленной собаки.И вот теперь раздумываю здесь яО гумилевской воле равновесья.А на уплату равновесья хватит?Или оно, смеясь над нами, платитЗа ужас общей ямы с братской давкойПлитою намогильною над шавкой?

* * *

Опять кругом слезливая зима.От непрестанно гаснущих снежинокСтоят, как маслом вытерты, дома,Как будто ряд переводных картинок.На западе — разваренный крахмалС вишневой растекающейся пеной.Мне кажется, что Бога замещалКакой-то пейзажист третьестепенный.Я с головой почти что в шубу влез,В калошах, в шапке, с шарфом до колена…Не пушкинский пророк, не сын небес,Бряцающий на лире вдохновенно,А очень неуклюжий человек, —Весьма несовершенное творенье, —Шагающий неловко через снегВ очередное сверхстолпотворенье.У каждого есть множество обид.Любой из нас — проситель с челобитной.И, может быть, всех громче говоритТот, кто на свете самый беззащитный.

* * *

Ты сказал мне, что я под счастливой родился звездой,Что судьба набросала на стол мне богатые яства,Что я вытянул жребий удачный и славный… Постой —Я родился.под красно-зловещей звездой государства!Я родился под острым присмотром начальственных глаз.Я родился под стук озабоченно-скучной печати.По России катился бессмертного «яблочка» пляс,А в такие эпохи рождаются люди некстати.Я родился при шелесте справок, анкет, паспортов,В громыхании митингов, съездов, авралов и слётов,Я родился под гулкий обвал мировых катастроф,Когда сходит со сцены культура, своё отработав.Только звёзды оставь. Разлюбил я торжественный стиль.Кто ответит, зачем эти звёзды на небо всходили?По вселенной куда-то плывёт серебристая пыль,И какое ей дело до нас — человеческой пыли.Я ещё уцелел, ещё жизнь мою праздную яИ стою на холодном ветру мирового вокзала,А звезда, что плыла надо мной, — не твоя, не моя,Разве только морозный узор на стекле вырезала.Оттого я на звёзды смотреть разучился совсем.Пусть там что-то сверкает вверху, надо мной леденея, —Мне бы дружеский взгляд да очаг человеческий — чемБлиже к небу — как Дельвиг говаривал — тем холоднее.

* * *

Я сегодня за широким столом,Я сегодня у себя в мастерской,По соседству у меня за угломНачинается бедлам городской.Только мне на это всё наплевать,И мне грохот никакой нипочём!Я сегодня расставляю опятьДекорации в театре моём.К дому дерево подвину сперва,Всё черным оно черно от дождя,А верхушка — ни жива, ни мертва —Пусть

качается, тоску наводя.Вдоль по улице пущу я трамвай,В небе провод протяну навесной —Ну-ка, занавес давай-подымай,Я на сцене появляюсь ночной.Мне казалось, что сценарий хорош,Что я знаю свою роль назубок,А как в роль эту вживаться начнёшь –Норовишь куда-то вкривь или вбок.Прихожу я от волнения в раж,Постановку всю как есть погубя,Забываю я, что я — персонаж,И играю самого я себя!Вон и критик, недовольный игрой,Сокрушительные громы низвергИ вопит, что настоящий геройВсей душою порывается вверх!Под стеклянным я большим колпаком,В безвоздушном я пространстве повис,И конечно, в положеньи такомНепонятно мне, где верх, а где низ.Не за роль же приниматься опятьИ чужую пересказывать страсть,Когда нечем мне не только дышать,Но и некуда мне даже упасть.

* * *

От стакана на комодеОтпечатался кружок.Получилось что-то вродеНашей памяти, дружок.Ах ты спорщик-заговорщик!На задворках пропадай!А помрешь — тебя наборщикПоведет в печатный рай.Обнаружат, подытожат,Отутюжат по кускамИ торжественно предложатУмиляться знатокам.Но, ценя порядок свято,Предисловие вклинятНаподобие салатаИз приправленных цитат.И пускай покойник ропщет, —Что там слушать мертвяка!Время — ловкий полировщик,И рука его легка!Попадется эта строчкаПрямо критику в капкан,Не останется кружочка,Где поставил я стакан.

* * *

Я жонглер-скоморох, я циркач,Я подбрасываю палевый мяч,Я приплясываю весело вскачь,Я подбрасываю розовый мяч.Я ловлю их и бросаю опять,Как пошли они взлетать и петлятьИ уже их стало в воздухе пять!Но им жизни захотелось иной,Стал один из них огромной луной,Ни за что не опускается вниз,Между веток удивленно повис.И другие разлетелись мячи,Не дозваться их — кричи не кричи,Не мячи уже, а в виде ином:Тот драконом стал, а этот окном.Хоть один бы мне какой-нибудь мяч,А из публики кричат: «Не портачь!»Дескать, хватит дурака-то валять,Начудил — и поворачивай вспять!Дескать, прорва есть других циркачей,И работают они половчей!Ухвачу я что ни есть под рукой —Иль тарелку, или обруч какой,Но работу я не брошу свою,Представление я снова даю.

* * *

Жизнь пора начать сначала,С самых первых рубежей,Чтобы счастью обучалоСумасшествие стрижей.Чтоб комочек птичьей плотиВ откровении окнаПеречёркивал в полётеВсё, чем жизнь защищена,Перечеркивал бы крутоТихой доли берега,Успокоенность уюта,Ограждённость очага,Чтобы сердце закружилоКак на холмище ветряк,Чтоб пошёл скакать по жиламШалой крови краковяк,Чтобы, к ниточке искусстваПрикасающийся чуть,Мог бы я хрустальной люстройНебо звёздное качнуть,Чтобы камнем я низвергся,Всё на свете позабыв,В обнаружившийся в сердцеОслепительный обрыв,Чтобы так же я низвергся,Как ты под гору летишь,Сокращающимся сердцемУдаляющийся стриж.

* * *

Каменоломня старая в цвету.Зеленая вода в гранитной раме.Две голые студентки на плотуСтоят с огромными баграми.Как этот камень раскалён и дик!Какие райские виденья!И кажется, что только мигОстался до грехопаденья.

* * *

Какая осень! Что за странностьЕё клокочущая рдяность!Какою мерой ни отмеривайЗапутанность житья-бытья,Но и в одном осеннем деревеБессонно заблудился я.Такое взбалмошное! Вот оноПогодой ветреной измотано!А сколько там дроздов, запрятанныхЗа шевелящейся листвой!А сколько там прорех, заплатанныхВеликолепной синевой!Такое нищенски-кривое,Ошеломлённое на вид,А вспыхивающей листвоюЗаворошит — заворожит!Закопошится, загорится,Закружится красным-красно,Как будто ветром-проходимцемТо дерево подожжено!Так ослепительно и яроОно разбрызгивает свет!Но из осеннего пожара,Я знаю, — мне дороги нет.Пока ему ещё блистать,Я вместе с деревом останусь.Я тоже дереву под стать.Я тоже осени достанусь.