Собрание сочинений: В 2 т. Т.1: Стихотворения

Чиннов Игорь Владимирович

* * *

Закусили в земной забегаловке,А теперь – в неземной ресторан!Постарели с тобой в Гореваловке,Полетим в голубой Раестан!Знаю, было немало хорошего:Детский голос из ягодных мест,Предвесеннее льдистое крошевоИ осенний над озером блеск.И весна. Соловьиное щелканье.Только жизнь — не одна благодать:И болели, и были оболганы,Довелось голодать-холодать.Помечтаем, что в райской империиПышный пир для заблудших овецИ, прощая нам наше неверие,Пригласил нас Небесный Отец.Пред очами Его милосерднымиТам навек — ни сумы, ни тюрьмы.И

мы станем блаженно-бессмертными,И с блаженными встретимся мы.Верно, ангелы вовсе не грозные.Что же все застилает туман?..— Ни нектара тебе, ни амброзии,И небесный закрыт ресторан.

* * *

Ты сощурила глаза нестрогие,Медицинский бросила журнал.Психологию физиологиейВ нем ученый объяснял.Мотылек поднялся над акацией,Был твой рот, как роза без шипов.Может быть, химической реакциейВызывается любовь.Если б не было какой-то химии(У дороги мята, резеда),Я б не мог назвать тебя по имени,Я б не встретил никогда.Золотилось поле предвечернее,Падал свет в зелено-темный лес.А сиянье глаз твоих, наверное,Лишь химический процесс?Ты следила за большим закатом (а –Деятельность аминокислот?),И таинственным катализаторомБыл твой нежный, влажный рот.Роза без шипов так мягко тронулаГубы потеплевшие мои.Ни к чему химическая формулаЧеловеческой любви.

* * *

Платье бархата черного,В белом кружеве шея.От багряно-пурпурногоШелка — пальцы белее.А лицо утомленное,Ни тепла, ни румянца.Это Мэри казненная,Королева шотландцев.Протестантские рыцариНе хотели папистки.Мэри с римскими принцамиРассылала записки:— Не по праву ЭлизабетНа английском престоле! —Мэри, кто тебя вызволитИз английской неволи?За интриги и преданностьКатолической вере,За упрямство и ветреностьОбезглавили Мэри.Помню Мэри портретную —Эту царственность позы.Вижу маску посмертную —И багровые розы.

* * *

Когда бы праотец АдамНа дереве Добра и Зла(Познания, черт побери!)Повесился – и свет зариСкользил по листьям и цветам,И даль была светла, светла…То не возник бы род людскойС его борьбой, с его тоской…А впрочем, мало дела мнеДо человечества. Во снеЯ видел, что с тобой вдвоемНездешним садом мы идем,Что я Адам, что я в раюСтихи на иврите пою,И ты, не зла и не добра,Жена из моего ребра.От музыки моей мечтыТам распускаются цветы,И над павлином тонкий лучПахуч, алмазен и певуч.Не зная о Добре и Зле,Мы в райском нежились тепле,И кольчатого князя тьмыКо всем чертям послали мы!

* * *

В ночном Нью-Йорке снег. Уснул, затих Нью-Йорк.Под мокрым снегом он промок, продрог.В нем воздух за день, кажется, прогорк.Дневная суета, бескрылый торг!Но торг не кончен. Бродят у витринМальчишки — и подходит господин,И юноша, прекрасный, как павлин,Вдруг выступает из ночных глубин.Два фонаря рассеивают мрак,А там, в аллее, черный кадиллак.В нем проститутку задушил маньяк.Он режет ей над сердцем странный знак.Смутна луна, туманен ореол.Вот наркоман: он делает укол.Он в белом парке негра подколол:Ведь мертвый черный — меньшее из зол.О небоскребы, темный вертоград!Никто

не выбросился? Нет, навряд:Кому охота прыгать в снегопад?(Несчастный случай — частный случай, брат.)

* * *

Да – «тем не менее, однако, все-таки»:Невзрачный луч в серомохнатом облаке,И пальма колоссальным одуванчикомКруглится над седым и серым странником.В небурной речке отблески и проблески(Не первый образец земной символики),И пеликан рыбешку серебристуюСхватил (она мелькнула быстрой искрою).А палевые лепестки шиповникаОпали все — от утреннего дождика? —И крылышко оторванное бабочкиСинеет в ручке синеглазой девочки.В неяркой роще апельсинно-пальмовойНеисцеленный греется расслабленный.Здесь олеандры. Да, но нет сирени. ИШмель не жужжит в непахнущем жасмине. И –Да, «все-таки, однако, тем не менее»?С балкона низвергаются глицинии,И полуотвечает на сомнениеПолуулыбка мировой гармонии.

* * *

Двенадцать миллиардов летНазад — вселенная возникла.Еще не умер Магомет,И даже не было Перикла.Душа, приветствуй бытие!Люблю вселенную в апреле.Ведь если б не было ее,То где бы мы с тобой сидели?От радости захохочу…Вселенная, мое почтенье!И непременно я хочуЕе поздравить с Днем рожденья.Я приглашаю, господа!Отпразднуем в роскошном зале.Шампанского! Но вот беда:Мне точной даты не сказали.

* * *

Не нарушает тишиныЗакат китайско-желтоватый,И ветки голубой сосны,Бескрылые, полукрылаты.На синем запечатленыДве неподвижные ракиты,И тень сапфирная волныЛежит у лодки позабытой.И слабым пламенем горятВершины снежные на юге.(Здесь две дороги: на Царьгради на Багдад). Как бы в испугеВсе ждет. Ни чаек, ни цикад.Синеют горные отроги.И слышно, как молчит закат,Как бы задумавшись о Боге.

* * *

Морщины – трещины. От времени, от бремени.Грызут минуты, как термиты,Земную радость. Только в адском пламениСгорят, забытые, заботы?Или сгорит печаль в сиянье розовомСтраны божественно-блаженной,Где во дворце лазурно-хризопразовомХрустальный зал многоколонный?Мы улетим в Элизий… Нет. Но жалким стариком,Назло житейскому Борею,«Печаль моя светла». «Мне грустно и легко», –Я улыбаясь повторяю.Мы не войдем в сияние Элизия:Нас бог любви туда не пустит.Но утешает нежная поэзия —Дарохранительница грусти.И лучше — проще: домик у опушки, наЮру. Скамья, береза, ясень.И медленно бредя за тенью Пушкина,Мы встретим болдинскую осень.

* * *

Кто может сосчитать морской песок? ВеснойЯ шел по берегу, устало:Я точно сосчитал песчинки — до одной.Но двух песчинок не хватало.Песок… Моя судьба — песочные часы:Переверни — и всё сначала.Я все шучу. Из белой полосыПесчинка в черную упалаНавек. Но не горюй: вновь солнечный восходНад морем, волны заблестели,И Афродита-Муза вновь плыветНа раковине Боттичелли.Ну а душа — моллюск. Но створки отворят,Совсем невзрачные снаружи,И вдруг увидят мой несовершенный клад:Некрупных несколько жемчужин.Пусть раковиной бледной и пустойЯ на песке похолодею:Но светлый Мусагет из раковины тойС улыбкой вырезал камею.