Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
— Вот откуда у вас это оканье! — заметила Ольга Михайловна. «Выслали из Козлова… — подумала она. — За что? Кто знает! Нет, с ним надо поосторожнее…»
— Мои родичи — потомственные волгари, — продолжал Алексей Петрович. — Отец служил механиком на Сормовском заводе, дед бакенщиком, а меня захотели сделать ученым человеком. — Он помолчал. — Отец помер шесть лет назад, следом умерла мать. Я у них был один. Теперь совсем бобыль, — добавил он с грустью.
— Как и я, — заметила Ольга Михайловна. — Без родных и друзей.
—
— Это не тот ли самый Глебов, который так печально прославился своими примиренческими затеями? — перебил ее Алексей Петрович.
— Он, — коротко сказала Ольга Михайловна. — Теперь его услали на послух в Саров. С его дочерью мы были очень близки… И с ней и с ее мужем. Но они работают где-то на Волге, я давно их не видела.
Ольга Михайловна зябко повела плечами. Алексей Петрович предложил ей тужурку. Она не отказалась — лень было подниматься и идти домой за жакеткой.
— Одного человека я успел сильно полюбить в Козлове, — сказал Алексей Петрович. — Мы дружили с ним… Вы не слышали такой фамилии — Мичурин?
— Нет.
— Садовод, ученый… Нет, все не то. Как-нибудь расскажу. У него сад, бесценная коллекция чуть ли не со всего света. На гроши поддерживает его. — Алексей Петрович помолчал. — Страшно и стыдно думать, что в этого саровского чудотворца будут всажены миллионы, а Мичурин, который на глазах у всех творит чудеса и мог бы возвеличить Россию, не смеет заикнуться о помощи из казны.
Ольга Михайловна снова искоса посмотрела на Алексея Петровича и с деланным равнодушием обронила:
— Странные вещи вы рассказываете.
— А я это вот к чему… Как-то Мичурин сказал: «Алеша, — он тоже меня звал Алешей, — мы, — сказал он, — не можем ждать милостей от природы; взять их у нее — вот наша задача».
— Мы вообще не можем ждать милостей от кого бы то ни было, — пылко проговорила Ольга Михайловна. — Он прав, ваш Мичурин! Мы должны взять все милости, принадлежащие по праву человеку, и отдать ему.
— Силой взять! — добавил Алексей Петрович.
Ольга Михайловна тут же пожалела о своей излишней откровенности. Она знает этого человека всего несколько дней… Один бог ведает, кто он! В жизни у него, если верить словам, все просто. Слова смелые, глаза ясные. «Но ясные глаза были и у Викентия! Не всякому ясному взору верь, не каждое смелое слово принимай на веру…»
— И еще он сказал мне, — продолжал Алексей Петрович, — «Алеша, кто не идет вперед, тот неизбежно останется позади!» — Помолчав, он начал снова: — Будь другие порядки на нашей земле, великим человеком мог бы стать Мичурин! Мог бы… Но кто знает, будет ли…
Ольга Михайловна ничего не ответила; ее охватила дремота. Прокричали вторые петухи, чуть-чуть забелело небо на востоке, потом мгла окрасилась в розовый цвет. Он разливался все шире, но тут наползли сероватые
Все спало вокруг в предрассветной мути. Неподвижным был влажный теплый воздух… Грохот телеги нарушил молчаливое сонное царство — из ворот сторожевского двора выехала подвода: Лука Лукич отправлялся в путь.
— Однако надо хоть немного поспать, — Ольга Михайловна потянулась. — Лука Лукич уже выехал, — прибавила она тихо. — Поспите и вы.
— Нет, спать я не буду… Я сейчас попрощаюсь с вами, Ольга Михайловна. Через час я уйду из села.
— Когда вас ждать из Козлова?
— Я не в Козлов, — ответил Алексей Петрович с едва заметной усмешкой. — Я тоже в Саров.
— В Саров? — удивилась Ольга Михайловна. — Вам-то зачем в Саров?
— Да так! Хочу поглядеть на чудеса… Земные видел, посмотрю на небесные…
— До свидания, счастливого пути! — холодно проговорила Ольга Михайловна: ей не понравился его тон. Она отдала Алексею Петровичу тужурку.
— До скорого свидания. — Алексей Петрович был озадачен ее поведением. — Я вернусь к началу занятий в школе.
Ольга Михайловна ушла. Алексей Петрович долго сидел в раздумье у калитки.
Глава четвертая
Саратовские социал-демократы давно подумывали о том, чтобы использовать скопление народа в Сарове. Приезд Тани укрепил их в принятом решении. Ей в помощь пообещали прислать человека. Договорившись о дне встречи с ним, о пароле и прочем, Таня уехала из Саратова.
За два дня до начала торжеств она была в Сарове.
Вокруг монастыря шли торопливые приготовления к встрече царя и его челяди: чистили дороги, чинили мосты, красили заборы и фасады домов, подновляли церкви, часовни и места, где жил, постился, купался и стоял на камне Серафим, ремонтировали и украшали царские покои, гостиницы для именитых гостей. Для простонародья наспех строили бараки.
Тысячи людей шли и ехали из ближних и далеких мест. Ползли калеки, спотыкаясь, плелись за поводырем слепцы со строгими неподвижными лицами, несли на руках больных детей, вели под руки немощных, кликуш, паралитиков, людей, страдающих падучей.
Конные стражники и казаки орали, обкладывали густой бранью усталую толпу, подкрепляя ругань нагайками. Люди, отжимаемые и теснимые лошадьми, ругались, дико выли кликуши, скрежетали зубами припадочные, кривлялись юродивые и дурачки.
Иные нарочно, перед тем как прийти в Саров, вскрыли гниющие раны или места, пораженные язвами; безногие обнажили свои культяпки; безрукие протягивали с мольбой остатки рук, выпрашивая милостыню.
Таня приметила, как в пролетке, запряженной тройкой саврасых, промчался адвокат Лужковский. Он ехал один, занимая расплывшимся туловищем заднее сиденье, и с дрянной, скользкой усмешкой посматривал на толпу.