Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
— Вы, видно, человек бывалый, — сказала Таня, когда они вернулись в келью.
— Да, кое-кого видел. Если вам интересно, скажу, что знаком с Максимом Горьким…
— О!..
— В Нижнем я родился, учился и два года учительствовал. И жил почти напротив дома Алексея Максимовича. Был даже вхож к нему. Но об этом потом. — Он помолчал. — Вы разрешите мне переждать здесь, пока не зайдет луна? Я хоть и не робкого десятка, а все-таки предосторожность вещь не лишняя.
— Правильно. Может быть, хотите чаю? У меня все есть.
—
— Вы сказали, что учительствовали в Нижнем. Не понимаю, какое отношение вы имеете к Саратовскому комитету?
— Из Нижнего после одного небольшого дела, из которого я, к счастью, вышел почти сухим, меня спровадили «в глушь, в Саратов, к теткам», — смеясь, ответил Алексей Петрович. — Но и в Саратове из-за беспокойного характера продержался всего полтора года. Потом меня перевели в Козлов, но и там я не пришелся по нраву охранке. Теперь имею честь быть земским учителем в селе Дворики Тамбовской губернии.
Таня стремительно повернулась к нему.
— В Двориках?
— Такая, знаете, глухомань, черт ногу сломит, — не заметив широко раскрытых глаз Тани, беспечно болтал Алексей Петрович. — Впрочем, кажется, и там есть интересные люди. У местной учительницы видел одного деда, он, кстати, тоже в Саров собирался, сына хотел везти к Серафиму. Ну, доложу вам, такой человечище!.. Мне про него учительница рассказала… Чудеса в решете! — Он помолчал. — Она же сказала, что в Сарове на послухе живет бывший тамошний поп Викентий Глебов. Может быть, вы слышали историю некоего примиренца? Я узнал о нем из прокламации тамбовских товарищей…
— Эту прокламацию, — сурово сказала Таня, — писала я. Викентий Глебов мой отец.
Алексей Петрович чуть не поперхнулся.
— Вы?
— Да.
— О-о… — Алексей Петрович с уважением посмотрел на Таню… — Значит, вы в партии…
— Давно.
Таня рассмеялась, глядя на его растерянное лицо.
— Фу ты! — вырвалось у Алексея Петровича. — А я вздумал вам читать уроки конспирации!
— Лишний урок конспирации никогда не мешает выслушать любому из нас. Кстати… эта учительница… Я говорю об Ольге Михайловне… Она ничего вам не сказала?
— А что она должна была мне сказать?
— Впрочем, человек она осторожный. Она, видите ли, работает в партии больше, чем мы с вами. Правда, у нее в жизни была трагическая история, года три она не принимала участия в движении, но теперь снова с нами.
— Вы рассказываете чудеса! Теперь я понимаю ее поведение. Она все о чем-то умалчивала.
— Она создала в Двориках маленькую группу…
— Скажите!
— …ее группа делает очень много в селе и в округе. Мой муж помогает ей.
— Ваш муж?
— Он агент «Искры».
— Сын Луки Лукича?
— Да.
— Ну, знаете…
— Кстати, муж дал мне явку к группе бедноты в селе Туголуково, это недалеко от Двориков… Эту группу создал там один видный социал-демократ
— Вы дадите мне пароль к Ольге Михайловне?
— Конечно.
Алексей Петрович задумался. Таня усмехнулась от шальной мысли, которая пришла в голову.
— Вы, случайно, — она пристально поглядела на Алексея Петровича, — не влюбились ли в мою Ольгу?
Алексей Петрович покраснел. Таня снова рассмеялась.
— Не понимаю вашего смеха, — рассердился Алексей Петрович.
— Не надо сердиться. Дело в том, что в Ольгу влюбляются все. Не вы первый, не вы последний! — она вздохнула. — Но это я в шутку.
— Вот бы вам туда! — мечтательно сказал Алексей Петрович, кое-как справившись с краской, выступившей на лице. — Мы бы там…
— Я приеду в Дворики недели через три. Если, конечно, мы с вами не попадемся на этой прокламации. Я буду работать врачом, мечтаю открыть больницу.
— Замечательно!
— Тс-с! — остановила его Таня. — Вы забыли, где мы?
— Забыл, честное слово, забыл! — сердечно признался Алексей Петрович. — Да от таких дел чего только не забудешь. Две старые социал-демократки… Я вам в помощники! Да от нас эсерам житья не будет. — Он задыхался от чувств, переполнявших его. — Вот так Дворики, вот так глухомань!..
— А что такое Дворики? — серьезно заметила Таня. — Думается, не только в нашем селе, в сотнях сел кое-кто томится в ожидании людей, которые показали бы им верную дорогу. Наши Дворики просто символ русского села — села, пробуждающегося и выходящего на новый путь.
— Верно, верно, — подхватил Алексей Петрович, — именно символ. Да оно и по виду символическое… Таких сел, как Дворики, на Руси-матушке тысячи.
— Теперь поговорим о наших делах.
— Да, да, — заторопился Алексей Петрович. — Значит, так: вся техника, как я уже вам сказал, в лесу у возчика. После нашей встречи у собора я обследовал местность. К вашей келье есть отдельная, уединенная дорожка через сад. Может, охранка еще не поставила туда шпиков. Тогда все отлично — мы с возчиком в два приема перетащим сюда типографию. Если шпики стоят, придется идти напролом. Другого выхода нет.
— Я не понимаю одного, зачем эти сложности? Не проще ли было напечатать прокламацию в Саратове, чем тащить сюда технику?
— Я тоже задавал товарищам этот вопрос, но мне сказали, что прокламация, напечатанная и помеченная Саровом, произведет большее впечатление. Кроме того, мне сказано, что на месте, мол, будет виднее, что писать. Стало быть, листовку нам надо сочинить на местном материале. В этом, конечно, есть свой смысл, тем более что прокламацию общего характера сюда должны доставить туляки. Я тут кое-что узнал. Например, насчет чудес… Святые отцы подобрали людей, которые за приличную мзду объявят, что они исцелились у гроба Серафима.