Собрание сочинений в 4 томах. Том 1. Вечерний звон
Шрифт:
— Где ты, сынок, учил ребятишек? — нарушил Лука Лукич молчание и принял из рук Ольги Михайловны второй стакан.
— Последние полтора года в Козлове.
— В нашей же губернии, — разъяснила Ольга Михайловна.
— Поди, в городе-то куда веселее, чем в нашем диком селении? — с усмешкой проговорил Лука Лукич, — Ни тебе речки, ни лесов для услады души. Степь ровно ладонь, и все видно до самого края неба. И куда ни глянь, милый, темень, невежество… Мужики — побирушки
— А я не по своей воле уехал из Козлова, — задумчиво ответил Алексей Петрович.
— Вона что! Стало быть, с начальством не сошелся или как? — Лука Лукич, выпив второй стакан, попросил еще. Он чувствовал себя здесь проще и покойнее, чем дома, и уже давно перестал чиниться, отставив в сторону сельские церемонии с притворными отказами от еды и чаепитий.
— Стало быть, так.
— Это значит, наши Дворики для тебя, вроде как бы Сибирь для моего младшего? — Лука Лукич пытливо посмотрел на Алексея Петровича.
— Может быть, — последовал уклончивый ответ.
— Ну как, решили ехать в Саров, Лука Лукич? — спросила Ольга Михайловна, прекращая тем хоть и добродушный, но не совсем приятный допрос.
— Решил. Может, и посмеетесь над стариком, но у меня теперь только и осталась вера в господа бога да в его святых угодников. С ней дойду до гробовой доски.
— Неправда! — горячо возразила Ольга Михайловна. — Зачем же вы так, Лука Лукич! А вера в правду и справедливость?
— То само собой, — нехотя отозвался Лука Лукич. — То земное, а то небесное. Земное делай, а о небесном никогда не забывай.
— Полно вам, Лука Лукич! Что-то больно рано вы заговорили о небесном. Вам еще и на земле дел много. И смеяться над вами никто не думал, с чего вы взяли? Каждый верует в свое, каждый идет со своей верой по своей дороге.
— Прости! — проникновенно сказал Лука Лукич. — Нечаянно вырвалось насчет смеха над моей верой. По злобе моей окаянной. Сам злое думаю и в людях норовлю только злое видеть.
Ольга Михайловна положила руку на его заскорузлые пальцы. Лука Лукич успокоился. Слеза скатилась по бородке, он вытер ее.
— Вы, значит, к мощам святого Серафима едете? — спросил Алексей Петрович, чтобы сказать хоть что-нибудь; молчание длилось слишком долго.
— Болящего сына везу. Может, простит мне господь мои прегрешения — исцелит Ивана. Верую и молюсь! — Лука Лукич осенил себя крестным знамением.
— Что ж, — заметил Алексей Петрович, — вера или уверенность всегда приводит человека к той цели, к которой он идет.
— Мудрые твои слова, Алеша! — просиял Лука
— Но и человек, Лука Лукич, не должен сидеть сложа руки и ждать, когда бог вылечит наши хворобы, — осторожно вмешалась в разговор Ольга Михайловна.
— Верно, голубушка. Господь над миром, но ведь мы то в миру. У господа своя работа и свои заботы, у нас — свои.
— Что Петр Иванович? — мимоходом спросила Ольга Михайловна.
— Злобен, Ольга Михайловна, ох, злобен!.. Пер напротёс, ан не вышло! Здоровенный камушек выбили из-под Петьки! — Нескрываемое злорадство прозвучало в голосе Луки Лукича. — Оно и верно, не на каждом камне строй дом свой. Хоть имя Петр, как я от попа слышал, означает «камень», но и камень в песке тонет. На песке строит Петр дом свой, — горестно покачивая головой, окончил Лука Лукич. — Человеческой бедой зовется этот песок. Не будет ему счастья, попомни мои слова… — Он встал, поклонился Ольге Михайловне.
— Будь здорова, голубушка. Будь здоров, Алеша, пора мне. Выеду чем свет. Чего вам пожелать-то по-стариковски? — И с хитринкой улыбнулся. — Счастья вам обоим, вот мое душевное вам пожелание.
Алексей Петрович сразу стал очень серьезным, а Ольга Михайловна покраснела.
Они вышли проводить Луку Лукича.
Высоко в небе светилась луна. Тихо было в селе, изредка где-то тявкала спросонья собачонка, да листья, не наговорившись за день, шуршали в ночи. Лунный свет играл в яблоневых ветвях, тень от церкви падала на дорогу.
У ворот попрощались еще раз; Лука Лукич ушел.
Ольга Михайловна и Алексей Петрович присели на скамейку около калитки.
— И сколько вот таких едут и шагают сейчас в Саров! — вырвалось у Ольги Михайловны. — Несчастные люди… Тешатся призрачной надеждой…
— Туда едут и те, кто обманывает и кто будет жестоко наказан за этот обман, — сказал Алексей Петрович. — Ведь не может же быть, Ольга Михайловна, чтобы мы вечно жили в обмане. Ведь будет же и ему конец!
— Не знаю, не знаю… Человек часто обманывает себя сам. — Она вспомнила свое увлечение Викентием. — Ужасно, когда обманывают человека, но еще ужаснее, когда он сам обманывает себя! — И, круто меняя разговор, спросила: — Вам не жаль уезжать из Козлова? Все-таки город.
— И рад бы не уезжать, да приходится. Впрочем, ничто меня там не держало. Полтора года — срок небольшой. Друзей за это время, кроме одного, завести не успел, жениться не удосужился, родных нет. Я нижегородец.