Собрание сочинений в 4 томах. Том 2
Шрифт:
Наталья Николаевна. А как же забастовка?.. Ведь поезда не должны трогаться с места. Это — святое правило.
Костромин. Святое правило, но для чего? Для революции. Когда святое правило расходится с интересами революции, оно перестает быть святым. Если бы мне в интересах революции надо было провести поезд до Москвы, я провел бы его, несмотря на забастовку. А нам отсюда до города всего один перегон, сто верст. Это та капля, от которой море не убавится. Забастовка не пострадает.
Наталья Николаевна. Но
Костромин. Тут надо испытать свои способности… Трудная история… Труднее не придумаешь.
Наталья Николаевна(мягко, тихо). Гриша, ты еще подумай… Может быть, все это я говорю как мать, скорее всего как мать… Но ты подумай. Гриша, верно ли тебе идти против забастовки? Ты очень молод, тебе рано принимать такие смелые решения.
Костромин. Смелость возраста не имеет. Но смелость лишь тогда великий дар души, когда ее ведет великая идея. Мальчик я или старик, это не важно. Мы нужны в городе на баррикадах, — это революция, восстание, борьба.
Наталья Николаевна(молча поцеловала). Кровиночка моя… Не бойся — не плачу. Ступай к поезду.
Костромин уходит. Наталья Николаевна подошла к Тасе.
Лукерья. Интересно поглядеть, как забастовка начинается. Курьерский — и стоит в Ландыше- ее! Страсти. (Уходит.)
Наталья Николаевна(Тасе). Что вы знаете, Тася?
Тася. Наталья Николаевна, родная моя…
Наталья Николаевна. Что вы знаете?
Тася. Не смотрите на меня так странно.
Наталья Николаевна. Отвечайте, пока мы одни.
Тася. Я знаю, что Гриша ваш сын… куда он едет…
Наталья Николаевна. Значит, он вас любит.
Тася. Мы давно любим друг друга.
Наталья Николаевна. А пример матери вас не пугает?
Тася. Не только пугает… это страшно. И все же я ничего не могу с собой сделать.
Наталья Николаевна. Вы уверены в том, что говорите? Впрочем, что спрашивать. Вы скажете — да. Но, Тася, поймите, что это будет не та обыкновенная любовь, какой живут девушки вашего положения. Здесь все висит на волоске от несчастья и не может быть места идеалу домашнего тихого счастья. Скажите, что вы намерены делать вот теперь?
Тася. Ждать.
Наталья Николаевна. Вот видите… ждать. Чего?
Тася. Когда он вернется.
Наталья Николаевна. А он может никогда не вернуться… как это и ни жестоко с моей стороны, но говорю — может.
Тася.
Наталья Николаевна. Вы девочка… Откройте глаза на его профессию.
Тася. На какую профессию?
Наталья Николаевна. Он революционер… то есть профессионал революционер.
Тася. Это я знала еще до того, как он мне сказал.
Наталья Николаевна. Что знала-то? Только красивую оболочку слова. Он делом своей жизни избрал борьбу за социализм. Делом жизни, поймите, что это означает для вас обоих. Его профессия должна стать делом вашей жизни, Тася. Иначе ваша любовь превратится в ваше несчастье. Не ждать его надо, а следовать за ним, бросаться в борьбу… Милая Таисия Валентиновна, я открываю вам глаза на суровую правду, о которой всегда забывает мой Гриша. Он — сын мой, но я часто его не понимаю. Мне кажется, что он совсем не видит этой суровой правды жизни, лишен чувства уныния, страха, не замечает неприятностей. А между тем он человек земной, отзывчивый, горячий, нежный… и неземной какой-то. Наверное, и не сказал вам, как он живет, что ждет вас. Начнем с того, что у него нет своего угла… Мало того, что вам ждать его придется до бесконечности, но и человеческого приюта у вас не будет.
Тася. Я ничего с собой не поделаю. Иначе не будет. Я его люблю.
Наталья Николаевна. Тася, я сказала вам очень немного, но это главное. Вы только не подумайте, что я как мать… ревную, может быть. Слишком героична жизнь молодых людей, подобных Грише, чтобы не пожелать им настоящего людского счастья. Вы любите, мне это очень дорого, я верю… И как люблю я… он один у меня… и как тяжка эта любовь.
Тася. Вы оба виноваты в том, что не сказали мне раньше. А теперь, когда же мне думать, если поезд вот-вот уйдет… Хоть бы задержался подольше.
Входит Лукерья.
Лукерья. Только и интересу, что на паровике красный флаг выкинули. А пассажиры еще спят по вагонам. Мадам Пчелина, господин Костромин просит вас на платформу выйти.
Наталья Николаевна. Благодарю вас. Тася, пойдемте.
Тася. Я должна успокоиться. Разрешите мне одной побыть.
Наталья Николаевна. Понимаю, понимаю. (Уходит.)
Лукерья. Барышня, можно у вас одну штуку узнать?
Тася. Что? Штуку? Какую штуку?
Лукерья. Как теперь к господину Акафистову относиться?
Тася(машинально). Никак.
Лукерья. А ваш папаша сказал: Акафистов теперь в силе.
Тася. Разве? Может быть… не знаю.
Лукерья. А какая в нем может быть сила?
Тася. Да, да…