Собрание сочинений в 4 томах. Том 2
Шрифт:
Веснин. Скучать ей теперь некогда — вот что пишет.
Иволгин. Она в самом Царицыне или при частях?
Веснин. В подвижном отряде.
Иволгин. Будет человеком. Как хлеб?
Веснин. Разве не знаешь? Пошел. В Москве паек прибавился.
Иволгин. Ты Олю любишь?
Веснин. Скажет такое! Тебе зачем?
Иволгин. Всякое может случиться… останется одна. А ты чудесный человек.
Веснин. Вы — люди интеллигентные. Найдет почище Веснина.
Иволгин. Эх, Веснин! Интеллигентность —
Веснин. «Останется одна»… Мысли у тебя какие- то…
Иволгин. Я теперь на деле понял то, о чем нам говорил Феликс Эдмундович. «С исторической сцены уходит целый класс… и подобру-поздорову он не уйдет». Ну вот, ты слушай. Я вошел только в одну из белогвардейских организаций, а их много. Я чувствую, что в Москве существует огромный заговор, поставлен он искусно. Мне до сих пор верили, посылают на диверсионную операцию огромного значения. А что я знаю? Положим, офицерскую организацию можно ликвидировать сегодня ночью, а дальше что? Да, готовится вооруженное выступление, но кем? Да, оно будет, но когда — не знаю. Черт знает, как бессвязно говорю. Как поживает наш Барабинский?
Веснин. Кухарка одолела. Венчаться хочет. Вот какая неожиданность.
Иволгин. Ну, это небольшое горе. (Улыбка). Ну, тебе пора, Матвей, ты не постесняешься передать привет товарищу Дзержинскому?.. Нет, не надо. Служба. Словом, жду тебя до двенадцати ночи с его приказаниями. К тому, что мною написано, прибавь, что не знаю, раскрыт я или нет. Эх ты, Веснин… Ну ладно, ты иди. Жду. Лягу, подремлю. Стукнешь, как всегда, в окошко. Иди, торопись.
Веснин уходит. Иволгин положил под подушку пистолет. Лег. Встал, погасил свет. После затемнения — в дверях Рейли и двое сопровождающих.
Рейли(сопровождающим). Возьмите пистолет, он под подушкой. Садитесь, товарищ Иволгин, будем разговаривать. Вы, господа, постойте рядом с ним, потому что люди в подобном положении делают отчаянные вещи. Вашего связного (усмешка), товарищ Иволгин, я пропустил невредимым.
Иволгин. Странно, почему же вы его не тронули?
Рейли. У меня есть свои виды. Но об этом дальше. «Союз защиты родины и свободы» вы, конечно, провалили. Спасать его уже поздно. Операция под Петроградом тоже сорвалась. Все это делает вам честь. Ни опыта, ни школы, и две такие победы. Не ожидал, признаюсь… Но я имею в виду предложить вам выбор.
Иволгин. Не надо. Ничего не выйдет.
Рейли. Я допускал мысль, что вы именно так ответите. Но вы мне нравитесь… у вас, по-видимому, незаурядная воля, блестящая сообразительность. Должен вам серьезно, без преувеличения сообщить, что все равно Москва у нас в руках. В день, определенный нашими планами, против Советов выступит большая воинская часть, именуемая полком ВЧК. Полк долго очищался от большевистских элементов и вполне надежен. Я не говорю о соседних провинциальных городах на Волге, где действует Борис Савинков, об экспедиционных наших силах на севере. Сейчас речь идет о Москве. Здесь работают четыре, а вместе с левыми эсерами пять могущественных организаций, которые не раскрыты Лубянкой. На верху этой огромной пирамиды стою я… я и Брюсс Локкарт, а шире — могу это назвать на вашем
Иволгин….то живым вы меня не отпустите.
Рейли. А вам, как я полагаю, глупо жертвовать своей жизнью. Мое предложение просто и разумно — до сих пор вы работали от Чека против нас, теперь вы будете работать против Чека от нас, оставаясь чекистом. А потом вы будете у нас служить…
Иволгин. Кем? Палачом своего народа? Устраивать варфоломеевские ночи?
Рейли. Я открыл вам карты как человеку, которого считаю интеллигентным и умным. Если вы не согласны, то, значит, я чего-то не понимаю.
Иволгин. Вы не понимаете, что я большевик и русский человек.
Рейли. За что же умирать большевику и русскому человеку?
Иволгин. За идеи коммунизма.
Рейли. Очень жаль. (Сопровождающим.) Учитесь, господа офицеры. Большой характер! (Идет, от порога). И умрешь за свою идею!
Иволгин. Чего же ты кричишь! Боишься? Всю жизнь будешь бояться.
Рейли(сопровождающим). Потом выбросьте его в Яузу.
Один из сопровождающих. Богу не молишься?
Иволгин. Нет. Молитесь сами.
Выстрел. Темнота.
Большая гостиная в морозовском особняке в Трехсвятительском переулке. У одной из внутренних дверей стоят двое донельзя вооруженных часовых. На одном из столов устроен узел связи. За окном — шум мятежной толпы. Спиридонова, Попов, телефонист.
Спиридонова(диктуя Попову). «Всем, всем, всем…»
Звонок.
(Задумывается.) «Всем, всем, всем».
Попов(нервозен, груб). Мария Александровна, скажите что-нибудь еще — телеграф на Мясницкой [79] в наших руках. Там ждут.
Спиридонова. Пишите с новой строчки: «Мы…».
79
Мясницкая — ныне улица Кирова в Москве.
Попов. Что — мы? Кто — мы?! Скажите, наконец, как мы называемся.
Спиридонова. Я не сплю вторые сутки. Вы ничего не понимаете, Попов. Левые вместе с Троцким и Бухариным струсили, виляют.
Попов. Но Локкарт не виляет. Вам сказано: берите власть. Пишите прямо: «Нас поддерживает вся Европа и вся Америка».
Спиридонова. Тише!.. Вы недалекий человек. Народ таких вещей не должен знать. Я начинаю думать…
Телефонист. Товарищи начальники, с телеграфа требуют воззвания к народу.