Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность
Шрифт:
Уже около дома ему пришла в голову мысль о Жене.
«Виктор до сих пор любит ее, — подумал он. — Такие в своей страсти не скоро охладевают: они глубоко прячут свои вожделения. Пускай Женька опять его окрутит. А там посмотрим, что с ним делать…»
Неприятность ждала его и дома: он узнал о провале Богданова и его друзей на партийной конференции.
Расстроенный до предела, Богданов придрался из-за какого-то пустяка к Юленьке.
Они поссорились.
Юленька рассердилась
Богданов послал ей вслед пару крепких слов, побродил по дому, уснуть не мог и решил выпить. Он выпил одну рюмку и еще одну, опорожнил весь графин, пошел в комнату Льва, разыскал у него пиво, водку и сел за стол.
Злость, которую сдерживал Лев, прорвалась при виде Богданова.
— Ага, — рассвирепел он, — уже занялся делами? Больше тебе о чем думать?
— Садись, — прохрипел Богданов.
Лев отодвинул стакан, налитый ему.
— Люди не знают, что делать, а он пьет.
— Завтра за дело. Сегодня — гуляю.
— Завтра ты будешь пьян в стельку. Вот что… Мне это надоело. Больше я не дружу с тобой. Тебе скоро дадут по шапке, как дали из Москвы. Я не хочу наживать из-за тебя неприятности. Делай что хочешь.
Богданов внезапно протрезвел. Возможно, он просто ломал комедию; умел притворяться Николай Николаевич и играть любые роли.
— Я тебе сказал — завтра. Понимаешь? — Богданов говорил совершенно трезво. — Завтра конец. Что ты делаешь? Рассказывай!
— Лучше ты мне расскажи, как вас сегодня высекли…
— Это ничего, это бывает! Думаешь, конец? Погоди, они у нас запоют…
— Долго ждать приходится.
— Тяп-ляп ничего не сделаешь! А все-таки, хотел бы я знать, гражданин Кагардэ, кто ты такой и за коим чертом тебя принесло сюда.
— Брось. — Лев сморщился. — Довольно дурака валять.
Богданов фыркнул.
— Дока ты, ох, дока! Ну, что ты хотел сказать мне?
— На днях назначено открытие депо и закладка завода. Демонстрацию устраивают. Семичасовой рабочий день вводят, слышал?
— У нас отрицательное отношение к нему.
— Наплевать мне, как вы к этому отнесетесь. Ты мне скажи, как относишься к демонстрации ты и твои приятели?
— А тебе какое дело? Ты в нашу политику не лезь. Знай сверчок свой шесток.
— Партийный секрет? — насмешливо сказал Лев. — Как хочешь…
— Ладно, не кипятись.
— Так что же вы надумали? Может, скажешь?
Богданов отхлебнул пива и с отвращением отодвинул стакан. Похоже было, что совесть на секунду вернулась к нему: так ему вдруг захотелось встать, уйти из комнаты Льва, из этого дома, пойти в контрольную комиссию… Все это продолжалось мгновение. Однако свои планы Льву он не открыл.
Троцкисты затеяли устроить контрдемонстрацию: выступить со своими сторонниками самостоятельно. Был выбран дом с балконом на перекрестке,
— Что-нибудь придумаем, — вскользь заметил Богданов. — У них — демонстрация, мы тоже не будем хлопать ушами.
Контрдемонстрацию выдумал Фролов. Это понравилось Богданову. Однако от выступления он отказался, доверив эту честь Фролову же.
— Так-так, — ухмыльнулся Лев. — Партийные секреты, значит. Что ж, мне, как беспартийному, расспрашивать о них не совсем ловко. Да и вообще не следовало бы тебе иметь дело с беспартийным, хотя бы и сапожником. Втравил меня в это дело с типографией… Нет, все это не для меня.
Богданов ушам не верил.
— В общем, мое дело — сторона, — с кислым видом продолжал Лев. — Ничего советовать я тебе не могу. Да и оскорбили бы тебя мои советы. Я — друг. Просто друг. Но если рассуждать отвлеченно, работаешь ты гениально… Конспиратор ты великий! Выпьем за конспирацию.
Выпили. Богданов помрачнел.
— Ха! Конспирация… Дорого она стоит. А вот этого… — Богданов потер большим пальцем об указательный, — вот этого нет…
— Деньги, что ли? Достанем деньги.
Богданов резко поднялся со стула.
— Ты мне о деньгах не говори! Слышишь? Я твоих денег не возьму.
— А я и не предлагаю.
— То-то.
— Когда надо будет, сам попросишь, гражданин Богданов.
— Никогда! Никогда, слышишь! — Николай Николаевич швырнул дверью.
«Деньги!» — Лев встал и зашагал по комнате. Очень нужны были деньги. Отнятые у кассира истрачены. Апостол прислал немало, но Кудрявцев и Камнев обходились дорого.
И тут Лев вспомнил о мадам Кузнецовой.
Об ящичке с драгоценными камнями и монетами царской чеканки.
Дня за два до пуска депо Лев заглянул к Камневым. Поговорив во дворе с Николаем Ивановичем, он прошел в комнату Жени.
Она обрадовалась, прильнула к нему.
Лев сел в кресло, скучающим взглядом окинул комнату: стол, покрытый алой бархатной скатертью, бамбуковая этажерка, несколько кресел, диван. На стене, перед кроватью Жени, в дубовой овальной раме висела фотография Льва… Все это он видел сотни раз.
Окно и стеклянная дверь комнаты выходили на балкон. На стеклах застыли капли дождя.
Кутаясь в теплый платок, на постели полулежала Женя.
— Лева! Присядь ко мне и скажи: почему ты такой грустный? Ну, иди сюда!
Лев, казалось, не слышал ее.
— Я соскучилась по тебе. Ты слышишь меня?
Он качнул головой.
— Что тебе надо? — Женя вскочила и, стоя на коленях, притянула его к себе. — Что? Я знаю, я слышала — ты к Лене подбираешься. Лучше и не думай о ней. Забудь о ней, слышишь? Или я всем расскажу, кто ты… Молчишь? Я знаю — тебе только и надо мучить людей.