Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность
Шрифт:
— О! — удивился Антон Антонович. — Поди, оберешь?
— Со своих драть не полагается. Это вот с нэпманов — почему бы и не драть, раз им разрешают драть с рабочих.
Антон Антонович фыркнул, но ничего не сказал.
Когда Митя починил галоши, Лев пошел к Богатову.
Антон Антонович жил недалеко от завода, в одинокой избушке с подслеповатыми окнами. Семья помещалась в единственной мрачной, полутемной комнате. Половину ее занимала преогромнейшая
Лев застал Антона Антоновича дома.
Тот только что пришел с завода, стоял перед тазом, усталый и грязный, умывался и ворчал на жену. Старик требовал, чтобы она лила ему воду на шею. Она лила то много, то мало.
Антон Антонович злился, а жена, привыкшая к его ворчанию и крикам, помалкивала.
Лев поставил галоши на стул.
Антон Антонович от неожиданности вскрикнул:
— Ой ли! Мои ли? Или подменил? Я те подменю! Мои пять годов носились, дольше им носки и не требуется!
— Твои, твои! — успокоил Лев. — Держи. А ты же вчера говорил, что им десять годов носиться надо?
— Мало ли чего я вчера говорил, — сказал Антон Антонович. — Я не помню, что я вчера говорил! А ну, мать, ставь самовар, угостим дорогого гостя пустым чаем да хлебом с солью. Рабочая жисть! Пролетарии всех стран и так и далее! Петька, — крикнул он, — сходи за водкой!
С постели встал мрачноватый парнишка лет тринадцати.
— Не пойду! — сказал он угрюмо.
— Я те, щенок, не пойду! Враз пойдешь.
— А вот не пойду.
— Видел? — обратился Антон Антонович к Льву. — Растут охломоны! В меня, подлец, я тоже сурьезный был в его годы. А там еще Андрюшка спит, тот помоложе. А еще Васька есть, из Москвы на побывку приехал. А тут еще трое придут разом! Съели меня дочиста!
— Н-да, трудно, — сказал Лев. — Семейный ты, тяжко тебе.
— А то не тяжко? Говорю, съели! Ты чего стоишь? — крикнул Антон Антонович сыну. — Я кому сказал — за водкой.
— Не пойду! — пробасил Петька.
— Ах, ты! Где у меня ремень?
— Я те трону! Я Ваську разбужу, он те тронет!..
— Ишь какие растут! — засмеялся Антон Антонович. — Вот так власть: сын на отца орет. А в общем, у меня сын смирный, у меня сын работящий, в меня сын! — Антон Антонович подкрутил усы. — Ну, я сам за водкой сбегаю, раз сын услужить не хочет.
— Я схожу, — сказала жена.
Антон Антонович полез было в карман, но Лев опередил его и достал деньги.
— Нет, нет, Антон Антонович, уж ты меня прости!
— Нет, уж ты меня прости!
— Я прошу!..
— А, леший
«Что это он больно добрый? — подумал Антон Антонович. — Что это он мне угождает, сукин сын? Про нэпманов болтал. Лобастый какой! С такими лобастыми только держись!»
Заговорили о погоде, о ценах.
Через четверть часа вернулась жена.
— Нет водки, — сказала она.
— Как так — нет?
— Вся. Я пойду на Рыночную, — прибавила она. — Может быть, там есть.
Старик опять разразился руганью, крыл кого-то за то, что нет водки, когда рабочему человеку охота выпить, что галоши носятся только пять лет, что заработки плохие, что квартира темная, а дерут за нее невесть сколько.
На кровати с подушки приподнялась голова.
— Отец, а отец!
— Ну!
— Замолчи. Глупости порешь!
Старик мгновенно замолк.
— Видал, какие пошли? — прошептал он Льву. — Все в меня! Рабочая кость, право слово, рабочая. Каждым подавишься.
— Вот черт старый, развезло его! — сказали с кровати.
— Они с Семеном Новичком пили, я видел, — добавил другой голос.
Только сейчас Лев заметил, что Антон Антонович не совсем трезв.
— Он видел, а? Скажи пожалуйста, углядел! На ваши я деньги пью или на свои? А? — возопил Антон Антонович. — Я вас холил, я вас в люди вывел, а вы же на меня же!..
— Ежели ты будешь орать, я нынче же уеду, — сказали на кровати. — Ей-богу, уеду!
— Ну, ну, ишь ты какой сердитый! Стало быть, так, — обратился Антон Антонович к Льву. — Я его три года не видел. Ну, момент подошел, я и выпил! На радостях, скажи ты! Меня и разобрало! Па-а-теха!
Вернулась жена Антона Антоновича с водкой. На столе появились самовар, хлеб, селедка, обломанные вилки.
— Я ее в жисть не люблю, водку-то, лопать! — рассказывал Антон Антонович. — Это я на радостях. Святая икона! Опять же депу пускают, и друг мой Сенька Новичок, такая у него фамилия, — работать пойдет. Вот и выпили.
— Он, верно, непьющий у меня, — гордо сказала жена. — Кричать только любит. Мы к этому привыкли, а чужим — смехота.
— Плохо живет пролетариат! — Лев покачал головой.
— Хуже нельзя. Жмут кругом!
— Недовольны?
— Страсть! Ишь ты что выдумали! Водки нет!
— Другие лучше тебя живут?
— Всяко! — буркнул Антон Антонович.
— Слышь-ка, — сказал Лев, — троцкисты-то разгулялись! За вас, за рабочих стоят. Говорят, мужичка бы поприжать. А то мужичок, мол, больно много власти над рабочим классом забрал. Или брешут?