Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность
Шрифт:
Директор сделал Джонни своим заместителем, Андрея — администратором, Лену — секретарем дирекции. Виктору поручил заведовать репертуаром. Женя взяла на себя заботу о музыкальной части. Богородица нанялся суфлером.
Было много споров о том, как назвать театр. В это время в городе большой популярностью пользовался последний спектакль драмкружка «Женихи». Действие пьесы, по замыслу доморощенного «левого» художника, происходило на большом подвесном зеленом круге. Этот круг красовался на афишах. Опанас предложил новому театру название «Зеленый круг». Название было принято,
Осенью помещение, переданное театру, освободилось, его начали ремонтировать. Открытие театра намечалось на июнь. Труппа ждала из Ленинграда режиссера.
Театр разом решил для Андрея, его сестры, Виктора, Богородицы, Джонни и Жени вопрос о том, что они будут делать, покинув школу. Окончив ее, они снова собирались вместе.
Мечты об университете были забыты. Лишь Колю Зорина так и не удалось уговорить остаться в городе. В сентябре он уехал из Верхнереченска в Москву.
На некоторое время Опанас снова поднял голову. Правда, особых усилий для того, чтобы ускорить организацию театра, ему делать не пришлось, и он держался в тени, однако все знали, что эта идея принадлежит Опанасу и, стало быть, ему одному обязаны члены «Круга» своей работой и положением. Его молодые друзья были бесконечно благодарны ему.
Жизнь в Верхнереченске начала замирать еще до войны.
Когда-то город славился шумными конскими ярмарками, которые устраивались на петров день, и большими хлебными ссыпками. Сюда везли зерно из дальних сел, здесь росли лабазы и амбары, элеваторы и склады. День и ночь тянулись к городским заставам обозы с хлебом, мукой и крупой. Купцы богатели, жизнь била ключом.
Но мало-помалу железные дороги подходили все ближе и ближе к хлебным житницам, мужики повезли зерно на железнодорожные станции, туда, где теперь строились элеваторы и склады.
Верхнереченск пустел. Купцы поумнее вовремя учли перемещение деловых центров и перенесли свои заведения ближе к хлебу. Недальновидные — разорялись, поносили новый век, предвещали гибель миру…
Город умирал.
Никто не строил в нем новых домов, не прокладывал новых улиц, начатые постройки были заброшены, в них поселились бездомные собаки и птицы. На станции ржавели рельсы; редко-редко проходили через Верхнереченск поезда. Лишь маневровый паровоз, суетясь, бегал взад и вперед, но и он часто стоял без дела, а машинист, высунувшись из окошка, посасывал свою трубочку и слушал, как на кладбище кукует кукушка и стучит дятел…
Тишина на станции, безлюдье…
А ведь совсем недавно какой грохот здесь был! Беспрестанно шли составы, вокзал всегда был переполнен, железнодорожное депо год от году росло, пристраивались новые отделения и цеха, вагоны ремонтировались сотнями.
Во время гражданской войны город как бы стал подниматься на ноги. Через него проходили на фронты воинские эшелоны, здесь обосновывались штабы, сюда свозили продовольствие и амуницию. Завод «Светлотруд» работал в три смены, железнодорожное депо снова начало расширяться.
Но вот окончилась война, из города ушли воинские части и штабы, пакгаузы опустели, завод «Светлотруд»
По городу ползли слухи о том, что скоро Верхнереченск превратят в заштатный город. Слухи эти стали настойчивыми после того, как в учреждениях начали сокращать служащих.
Все это не проходило бесследно для Андрея и его друзей. Каждый из них в семье, на улице, на рынке, на бирже труда слышал одно и то же. Многое из того, что делалось в стране, казалось страшным и непонятным.
Возникали недоуменные вопросы: чем занять молодежь? Она с пристрастием допрашивала родителей: почему перестали работать заводы? Почему нельзя получить работу? Зачем же учиться, если впереди безработица? Почему нет в жизни устойчивости, порядка, твердости и ясности?
Лена, Андрей, Виктор и Джонни, каждый по-своему, в меру своих темпераментов, мучились, думая об окружающем, искали ответов и не находили их. Жизнь не давала им удовлетворения. Свои способности, как казалось этим юнцам, им некуда было приложить.
Они чувствовали себя лишними людьми.
Страна в те дни готовилась к новому трудному переходу — разрабатывался план пятилетки. На Турксибе уже легли первые километры рельсов, юг шел навстречу северу. Закладывался Днепрогэс, в деревнях возникали колхозы и шла борьба с кулаком за хлеб, за тракторы, — их было на полях страны немного больше двадцати тысяч.
Миллион триста тысяч здоровых мужчин и женщин не имели занятий и заработка.
Мало кто знал, что уже близится время, когда вербовщики явятся в Верхнереченск и будут уговаривать людей ехать на Магнитку, в Кузнецк и в любой угол Советской России, — за большие деньги, на любую работу.
Страна боролась с трудностями. Социализм, к постройке которого народ уже приступил вплотную, должен был уничтожить эти трудности.
Когда в Верхнереченске пленум губисполкома начал рассматривать план губернской пятилетки, Богданов и его приятели подняли дикий вой. План был объявлен ими «пустышкой», «испорченной бумагой».
В газете появилась дискуссионная статья Богданова. Ликвидация безработицы называлась им «бредом», предполагаемая реконструкция города — «фантазией», строительство новых заводов, школ, больниц — «обманом».
Борьба разгоралась. Наши молодые герои, наблюдавшие за этой борьбой, ничего не могли понять: время прозрения было еще впереди…
Иван Карнаухов, рабочий завода Гужона, приехал с Сергеем Ивановичем Сторожевым из Москвы и был избран секретарем губкома комсомола. Поехал он в Верхнереченск не по своей воле: его уговорил Сторожев. Сергея Ивановича он знал с восемнадцатого года, — тот не раз бывал на заводе, где Карнаухов организовал первую комсомольскую коммуну.