Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Закономерность
Шрифт:
На перемене Карнаухов нашел секретаря ячейки, Юшкина давно из школы прогнали. После Юшкина переменилось несколько секретарей. Наконец комсомольцы избрали того самого парнишку, которого некогда «пираты» судили за то, что у него грязные руки. Парнишка за эти годы возмужал, вырос, в школе вел себя степенно и скоро стал человеком популярным не только среди комсомольцев. К нему шли с жалобами друг на друга ученики, и он искусно мирил их, укрощал бунтарей в младших классах,
Сам он кончал в этом году школу.
Карнаухов проговорил с Васей всю большую перемену и почти весь урок.
Расспросы Карнаухова носили поверхностный характер, и секретарь ячейки очень скоро понял это. Он сидел напротив секретаря губкома комсомола, легкая усмешка появлялась порой на его губах; его прищуренные хитроватые глаза в упор разглядывали Карнаухова и как бы говорили: да, друг, мало ты нас знаешь, мало.
Был Вася крепким, широкоплечим, одет добротно: в хорошие сапоги, черные суконные брюки. Черную гимнастерку перетягивал широкий пояс. Втихомолку он читал философов девятнадцатого века и мог бы, как он думал, «загнать» Карнаухова «в бутылку». Вообще, секретарь губкома ему не очень понравился.
«Суховат, — решил паренек, — пульс все ищет».
Карнаухов расспрашивал о дисциплине, об учителях, о пионерах, собраниях, но Вася чувствовал, что главного Карнаухов не умеет спросить, именно не умеет.
— Мне тут учитель один жаловался, что школа ваши плохая, — сказал Карнаухов и бросил на Васю косой взгляд: я, мол, все знаю.
— Школа везде одинаковая, — усмехнулся паренек. — Мечемся туда-сюда.
— Что же, по-твоему, в ней плохо?
— Это ты должен мне сказать, — вызывающе ответил Вася. — А мы что ж — мы учимся. В шахматы играем. Кружки разные.
— Кружков много, а знаний нет, — сказал Карнаухов.
— Что дают, то берем, — со смиренным ехидством ответил секретарь. — Сами кое до чего добираемся.
— Ты бы пришел в губком да доклад сделал. — Карнаухов злился.
— А зачем? Ну, поговорим, ну, послушаем доклад, а дальше?
— Черт знает, что делать, — признался Карнаухов. — Знаю, что плохо, а в чем пружина — не нащупаю.
— Тонкое дело. — Вася вздохнул. — Ты почаще бывай у нас. Сидишь там…
— И не говори. Ладно, зайду на днях, поговорю с ребятами.
Карнаухов ушел: он не знал, о чем говорить со школьным секретарем, и понимал, что Мохов в душе подсмеивается над ним.
В дверях Карнаухов столкнулся с Леной Компанеец. Он извинился и вышел. Лена, увидев в учительской секретаря школьной ячейки, порозовела от смущения. Она его узнала.
—
Лену Вася не узнал.
— Здесь, — сказал он, — а где же мне быть, как не здесь?
Лена рассмеялась.
— Нет, я не о том. Я вас знаю. Я тут училась, когда вам, помните… — Она опять смутилась.
— А-а, это когда меня судили? Как же, как же, запомнил. А вы зачем сюда пришли?
— Я за папой. За Сергеем Петровичем. Он здесь?
— Был здесь и ушел. Он сумрачный какой-то.
Лена помрачнела.
— Он болен, — сказала она. — Вы бы на него обратили… внимание. Вы здесь учитесь?
— Учусь. И в комсомоле работаю — секретарем. Сергея Петровича я знаю. Что с ним?
— Пьет, — тихо сказала Лена.
Вася внимательно посмотрел на Лену, она украдкой вытирала слезы.
— А не стоит плакать. Не пьяница же он. Ну, выпьет, ну, еще раз выпьет, и пройдет.
— Вы не знаете, — еле слышно прошептала Лена. — Он часто пьет. Очень часто.
— Хорошо, что сказали. Я подумаю об этом. Что вы сейчас делаете?
— В театре работаю. А что нового в школе?
— Много нового. Много старого и много нового. Комсомольцы начали хорошо учиться — вот вам одно новое. Собраний стало меньше — еще новое.
— Много у вас комсомольцев?
— Сорок человек.
— Вы кончаете школу?
— Да, в этом году.
— А дальше? На биржу?
— Ну, что же, может быть, и на биржу.
— Зачем же учиться? — Лена пытливо посмотрела на Васю. — Зачем люди кончают вузы?
— Не все идут на биржу.
— Ну, большинство.
— Это не надолго.
Лена вздохнула.
— Я хочу посмотреть школу, — сказала она, — давно здесь не была.
— Я с вами пойду. Только тише, у нас теперь строго.
Лена и Мохов долго ходили по школе, потом вышли в школьный сад, присели на скамью. Отсюда было видно реку, луг за ней. Луг, покрытый свежей весенней травой, шел до леса, перекатываясь с холма на холм. Вечернее солнце обливало мир розовым светом, вода в реке отражала небо, белые круто замешанные облака.
Лена и Вася разговорились, и Лена удивилась, как много знает этот крепыш.
— Зачем все это нужно вам? Ведь безработным Гегель не так уж важен.
— Разве вы думаете, что биржа труда будет стоять еще десять лет?
— Ну, пять.
— Вряд ли. Ну, допустим, пять. Через пять лет Гегель, стало быть, понадобится? И математика, и география, и все мы, с нашими знаниями.
— Это хорошо — верить в будущее, — задумчиво сказала Лена. — Вы верите, что скоро все будет по-другому?