Собрание сочинений в шести томах. Том 2
Шрифт:
Потом карлик повернулся и пошёл к арестованным, и тут...
Молочница остановилась и посмотрела на мать.
— и тут около него взорвалась земля.
Кверху взметнулся столб огня почти малинового цвета.
Земля брызнула фонтаном, и сейчас же зазвенели стёкла и дурным голосом закричала какая-то женщина.
Кто-то сзади или впереди выстрелил из браунинга, и сейчас же завопило несколько голосов.
Полумёртвая от страха, она подумала, что падает, но сейчас же почувствовала, что падать ей некуда, что она
Ничего впереди не было уже видно.
Полз дым тяжёлыми круглыми клубами, и выше его была только вывеска:
«Офицерский клуб».
Всё это заняло ничтожнейшую часть минуты.
Потом вдруг её подняло и шарахнуло в сторону.
Как будто огромная метла поднялась и разбросала людей. Сразу всё закричало, заговорило, заверещало в рожки и сирены, застонало и заплакало.
Какие-то люди, истошно крича и трясясь от страха, пёрли на толпу, лупя направо и налево рукоятками браунингов.
Около клуба, на развороченной и вывернутой наизнанку земле, блестела кровь, валялись какие-то люди и через клубы дыма, в оседающей пыли страшно желтело заголённое тело.
Автомобиль стоял, вздыбясь, как конь на триумфальной арке.
Взрывом сломало деревце, и зелёную купу подбросило на балкон, а изуродованный ствол торчал из-под измятой решётки.
Молочница стояла минуту неподвижно и видела, как карлика усаживали в автомобиль; двое военных стояли около дверцы, а он суетился, что-то говорил им и всё никак не хотел или не мог войти в автомобиль. Наконец его как-то усадили, дверца захлопнулась, военный снаружи подёргал её и покачал головой.
Это она ещё видела. Потом за ноги проволокли куда-то того, в пиджаке и грязной сорочке, который только что стоял около стены: у него была начисто оторвана голова, и из подмокшей сорочки тянулось что-то чёрное и красное. Когда она увидела это, она мгновенно вспотела и её закачало. Это колебалась толпа, распирая каменную коробку площади. И молочница потеряла сознание.
Очнулась же она среди сквера.
Она лежала на газоне. Бидоны стояли рядом.
Над ней наклонился полицейский и держал её за плечо. «Тётушка, слышишь, тётушка?» — говорил он ей, и по его тону она поняла, что он окликает её уже давно. Она вздохнула, взглянула на его грубое солдатское лицо, жёсткие усы и вдруг заплакала...
Заплакала она и сейчас, когда окончила свою историю.
— Я хотела ему налить сливок, да не было куда, а он махнул рукой и сказал: «Ладно, не надо».
— Что же вы плачете? — улыбнулась мать и налила ей ещё чашку. Хорошо, что всё так кончилось! Вот, пейте!
— Спасибо, — сказала она, всхлипывая и тоже улыбаясь.
— А ты, Леон? — спросила мать, обращаясь к отцу, но он уже не слушал её, а блаженно курлыкал над бидоном, цедя холодные, густые сливки.
— Так что ж это было? — спросил он, возвращаясь к столу.
— А кто ж его знает... —
— Да, но что же? Бомбу, адскую машину или гранату?
— Да кто ж его знает! Если бы я следила за тем... — беззаботно сказала молочница.
— Да! — Отец быстро допил чашку и отодвинул её в сторону. — И этот карлик...
— Это он и был, — сказала молочница.
Отец мгновенно понял, что она хотела сказать.
— Он?
— Он самый! — с испугом подтвердила молочница.
— А! Идиоты! — Отец быстро вскочил со стула и снова сел. — Ничего не могут сделать порядком, как следует! Такой был случай! Стоял рядом, были бомбы, только протянуть руку — и вот, пожалуйста, сел в авто и уехал. Да за это я бы им головы оторвал. Герои! — Он с каким-то злым восхищением ударил ладонью по столу. — Пожалуйста, сел и уехал!.. Скоты!
— Как тебе не стыдно, Леон! Ведь они погибли! — упрекнула мать.
— Да, они погибли... верно, погибли, — сумрачно вспомнил отец. — Да, они-то погибли! — воскликнул он снова. — Да он-то! Он-то остался жив! Как вы говорите? Стоял около автомобиля, суетился и всё не мог в него влезть?
— Влезть, верно, не мог, — подтвердила молочница. — Наверное, уж очень растерялся.
— Чёрт знает что такое! — выругался отец и сел на стул верхом. — Я отдал бы всю институтскую коллекцию, только взглянуть бы на его череп! Ну ладно, будем ждать газет...
— Хочешь ещё кофе? — спросила мать.
— И всё-таки это непонятно, в высшей степени непонятно! — заговорил он, опять расстраиваясь. — Вы, милая, стояли рядом, смотрели...
— Слушай, оставь ты её, оставь в покое! Видишь, девушка чуть жива от страха, принесла тебе сливок, а ты её мучаешь! Ну что она может знать? — вмешалась мать.
— Ну, ладно, ладно, — успокоился отец, — будем ждать газет.
В это время вошла Марта.
— К вам давешний офицер, — сказала она.
— А? — отец не успел задать вопроса. В комнату входил полковник Гарднер.
Он был в штатском, и только в петлице его плаща торчал какой-то значок военного образца.
— О! — сказала мать удивлённо и радостно. — Дорогой гость...
— И прибавьте: незваный и негаданный, — улыбнулся Гарднер. — Извините, особые обстоятельства заставили меня...
— Он ещё извиняется! — возмущённо взмахнула рукой мать. — Садитесь, садитесь, пожалуйста! Вот я сейчас вам налью кофе. Кроме того, у меня есть к вам дело...
— Буду слушать с полным вниманием, — слегка поклонился Гарднер, — а то вы в самом деле можете подумать невесть что. Этот странный маленький господин... но ведь, наверное, о нём и будет речь, не так ли?
— Так! — кивнул головой отец. — Именно об этом мы и собирались с вами поговорить, господин Гарднер. Видите ли, доктор Ганка — больной человек, спрашивать с него за его поступки...