Собрание сочинений. Том 1
Шрифт:
Я тоже понял в этот час ночной,
Что мой отец все эти тридцать лет
Слыхал все мои "да" и мои "нет"
И шел незримо за моей спиной.
Пусть ветер дует в грудь нам всем троим,
Мы порознь ничего не будем брать!
Тяжел ли, легок - век наш неделим,
И натрое его не разодрать.
А ты, читатель, не сочти за грех,
Что я люблю свой дом и свой очаг.
Огонь - как руки дружбы на плечах,
Я верю в то, что он согреет всех.
Пусть это маленький огонь, но мой.
Мой
Мои стихи и ты, мой гость ночной,
Не сват, не брат, а просто Человек".
Я, как и прежде, только в жизнь верю,
Мне солнце всех ночных теней ближе;
Зачем же вдруг раскрылись в смерть двери,
Зачем же мертвым вновь тебя вижу?
Все в том же памятном для нас зале,
Как бог войны, от рук войны павший,
Лежишь, слезами земляков залит,
Лежишь - моложе нас. А был - старше!
Лежишь, сложивши на груди руки,
Сжав рот, не выдав до конца боли.
Стареют дети. И растут внуки.
Как много лет прошло с того боя...
Устало сдвинуты твои брови,
И полководцам на войне трудно.
Как много пролито на ней крови,
И каждый день ее - как день Судный.
Он был суров - так о тебе скажут,
И беспощаден был в борьбе - скажут,
Он шел наперекор судьбе - скажут,
В бою не думал о себе - скажут.
А ты не слышишь голосов этих,
А ты - как будто на войне не был,
Среди всех нас, один на всем свете,
Лежишь, закрытые глаза - в небо.
Народа своего сын смелый,
Народа своего сын милый,
Ты - там, мы - тут, и никакой силой
Нам снова дух твой не вселить в тело.
О, как безмолвно спят войны грозы,
Как чувств своих не выдают горы;
И словно душат, душат их слезы,
Деревья вдовами стоят в горе.
Земля горюет о своем сыне:
Он был живой. Бессмертный стал ныне.
Ни дня, ни ночи для него нету.
Лишь вечность. Больше ничего нету.
За медным медленным, как боль, маршем
Лафет в бессмертие влекут кони.
Издревле некуда спешить павшим,
Но время нас, живых, вперед гонит,
К победам нашим и к смертям нашим.
Тире, две даты - вот вся жизнь вкратце,
А после смерти - каменеть в белых
Надгробьях, в тесноте могил братских,
Над полем боя ввысь взмывать в стелах,
Безмолвьем камня укорять трусов,
Безмолвьем камня ободрять смелых.
Вот
То скрыв от нас, то сохранив имя.
Они молчат. А мы на них смотрим,
На белый камень, тот, что был ими.
Ружейный залп - что может быть проще?
Но, тишину в последний миг руша,
Он как "из списков исключить" - росчерк,
Как кол войны, забитый мне в душу.
Да, знаю, знаю, лишь людей чести
Делившие их ратный труд люди,
В последний час спустив курки вместе,
В последний раз, на миг в гробу будят.
Но вслед за этим - так вокруг тихо,
Как будто ты лишился вдруг слуха.
И тридцать лет уж в тишине кто-то
Все шепчет, шепчет о войне что-то
В давно оглохшее твое ухо...
Своих поэтов, с их уроками -
Как жить и гибнуть непреклонными,
Народ недаром звал пророками,
Звал - крепостями, звал - знаменами.
День завтрашний и день вчерашний
В годины бедствий и печали
Они, как крепостные башни,
Бесстрашным словом защищали.
Как воины, ценою жизни
Обороняли от забвенья
Отчизны праздники и тризны,
Ее тысячелетий звенья.
И, путь земной пройдя без страха
И завершая без отсрочек,
Вдруг превращались в горстку праха
И в несколько бессмертных строчек.
Юность стиха - как любви пора,
Как усы у мальчика над губой;
Вдруг огонь и земля, волна и гора -
Все разом заговорят с тобой!
Юность стиха - как сентябрьский шум
Молодого вина, что обручи гнет.
Сделать дело - ему не придет на ум,
А незнакомой звезде кивнет!
Но если, два крыла отрастив,
Он взлетит до высот настоящей любви,
Он оттуда все увидит, твой стих, -
Оленя ранят, а стих в крови!
Он рванется из плена райских красот,
Не держи в небесах его, не томи!
Пусть он в бой против рабства наземь сойдет,
Пусть под пули станет рядом с людьми.
Пусть душа его не будет глуха