Собрание сочинений. Том 3

Евтушенко Евгений Александрович

– Воруют.

– Но ведь не все?

– Не все.

– А что думают те, кто не ворует?

– Что без воровства не проживешь.

– Остро, но это все-таки двусторонний негативизм, – резюмировал Кристальный Коммунист. – А на что есть надежда?

– Таковой не обнаружено, – сухо ответил Пальчиков.

– А между тем без надежды жить нельзя. Надежда – это часть порядка. Но ведь и сам порядок при отсутствии надежд становится надеждой, – пытливо взглянул на Пальчикова Кристальный Коммунист.

«Вот ты куда гнешь… Орднунг как надежда.

Такую надежду человечеству уже дарили. Гитлер, Сталин», – проскрипел зубами Пальчиков, ухитрившись это сделать почти неслышно.

Как будто почувствовав его опасения, Кристальный Коммунист уточнил:

– Порядок, о котором я говорю, разумеется, должен быть нравственным. Демократическим, но, – он сделал паузу, подыскивая слово, – но, если нужно, твердым, непримиримым.

«Что означает это «если нужно»? – молниеносно анализировал Пальчиков. – Если нужно, то кому? И в каких целях? А непримиримость – по отношению к чему или к кому?»

– Кстати, мне позвонил зампрокурора той области, где вы недавно побывали… – перевел разговор Кристальный Коммунист. – Сказал, что партийная совесть не позволяет ему молчать… Просился на прием… Принять?

– Не очень люблю речи типа «Не могу молчать!» по вертушке… – пробурчал Пальчиков, тревожно чувствуя, что зампрокурора и без его помощи выходит на финишную прямую, уже почти касаясь верноподданнически выпученной грудью заветной двери кабинета, в котором происходил этот разговор.

«Надо, пока не поздно, подрезать этому негодяю крылышки на ботинках, и желательно опасной бритвой!» – выдал себе морально оправданную лицензию Пальчиков и с чистой совестью клеветнул:

– Говорят, он близок к межрегионалам…

– Не будьте нетерпимы, Пальчиков, – сказал Кристальный Коммунист, однако с мягкой ободряющей улыбкой, и Пальчиков понял, что отныне зампрокурора не светит государственное будущее в варианте кристального коммунизма.

– Пусть вас не удивляет, что мы с вами столько говорим о политике, – успокоил его Кристальный Коммунист. – Это, конечно, в первую очередь прерогатива КГБ, а не наша… Но даже Сахаров признавал необходимость конвергенции в современном мире. Вдумайтесь, товарищ Пальчиков, почему межрегионалы так яростно требуют деполитизации органов! Потому что они хотят и вас, и меня лишить элементарных человеческих прав, в том числе политических, оставив их только для самих себя. Разве может быть демократия без свободы выбора, товарищ Пальчиков?

– Не может быть, – сокрушенно склонил голову Пальчиков, а в душе его заныло: «Алевтина, Алевтина, неужели это была твоя свобода выбора, когда ты вышвырнула меня на улицу и осталась одна со своими пресмыкающимися?»

– Приятно быть в строю плечом к плечу с единомышленниками… – с некоторой натугой создал товарищеское потепление в своих суровых глазах Кристальный Коммунист. – У меня к вам ответственное поручение. Отвезите этот пакет с грифом «секретно» начальнику почтового ящика – номер, адрес на пакете. В пакете заказ приоритетной государственной важности.

Проследите за тем, чтобы заказ был принят к исполнению «молнией».

Это был уже приказ.

– Есть. Будет исполнено, – четко сказал Пальчиков, принимая пакет.

Кристальный Коммунист вышел из-за стола, полуобнял Пальчикова, насколько мог обаятельно, хотя обаяние явно не было фирменным качеством нового шефа.

– Я человек крупного помола и не встреваю в семейные сложности. Но если у вас нужда в отдельной жилплощади, не стесняйтесь…

«Что же за тайна в этом пакете, если даже жилплощадь посулили?» – думал Пальчиков через несколько часов, рисуя преферансную пульку на чемодане, поставленном на попа в купе мчащегося скорого поезда.

От очередного встряхновения на стыках у него сломался карандаш.

– При Сталине так поезда почему-то не трясло… – буркнул его партнер по преферансу – пенсионер союзного значения с лысиной, обсыпанной пигментными пятнами, словно кукушкино яйцо.

– И то правда, – вздохнул второй партнер – ревизор из Минфина с лисьей мордашкой и тоненьким комариным голоском. – Подтряхивать, как во время землетрясения, начало при Никите.

Третий партнер – обмахивающая картами, словно веером, жирненькое процветающее личико специалистка по красным, а также просто угреватым носам из салона красоты «Чародейка» – зло добавила:

– При Лёнечке, которого, ей-богу, зря хулят, все мало-помалу утихомирилось, а вот при Горбачеве – сплошной Паркинсон.

– Золотые слова, – по своей профессиональной привычке выслушивать мнения трудящихся поддакнул Пальчиков. – Что это за жизнь! Даже в преферанс играть невозможно – карты из рук вываливаются.

Рано утром, прибыв в небольшой милый закрытый город, Пальчиков принял душ в небольшой милой закрытой гостинице, перекусил в милом закрытом буфете и решил пройтись пешком до «почтового ящика», означенного на пакете.

Проходя по тенистому парку, Пальчиков вздрогнул, услышав совсем неподалеку чье-то внушительное рычание. Если оно принадлежало собаке, то, видимо, гигантских размеров. Медведи здесь вроде бы не должны были предполагаться.

Сначала Пальчиков подумал, что рычание ему почудилось, но оно возобновилось, сопровождаемое чьим-то скулением и писком, птичьим клекотом. Пальчиков пошел на рычание, и в ноздри ему ударил знакомый запах, опять ввергнувший его в ностальгию по Алевтине, – пахло зоопарком.

В клетке бушевал лев, похожий на рыжего актера в роли короля Лира. От львиного рыка в загоне прядали ушами золотистые антилопы, сшитые из солнечных зайчиков, а в вольере хором орали большие и маленькие попугаи, похожие на летающие кусочки разбитой вдребезги радуги. Лишь киплинговская черная, угольная пантера с малахитовыми глазами не обращала на этот рык никакого внимания, нежно подставляя свои розовые соски таким же черным, угольным пантерятам, а элегантный жираф невозмутимо дожевывал букет российских ромашек, неизвестно кем брошенный ему через ограду.