Собрание сочинений. Том 3

Шаламов Варлам Тихонович

VIII

И раньше Божия рукаКарала мерзости греха,Гнала из рая Еву.И даже землю сплющил Бог,Когда Он удержать не могПрорвавшегося гнева.Быть может, у природы естьЖеланье с нами счеты свестьВ физическом явленьеЗа безнаказанность убийц,За всемогущество тупицИ за души растленье.За всю людскую ложь, обман,Природа мстить любой из странУже давно готова.За их поруганную честьГотовит атомную месть,Не говоря ни слова.

IX

У всех свое добро и зло,Свой крест и кормчее весло.Но есть закон природы.Что всех, кого не свалит с ног,Тех разгоняет жизни токК анодам и катодам.Родится жесткий разговорБольному сердцу вперекорО

долге и о славе.Но как же сплавить те мечтыИ надмогильные крестыВ кладбищенской оправе?И это, верно, не про насТот умилительный рассказИ Диккенса романы.Ведь наши версты велики,Пещеры наши глубокиИ холодны лиманы,И в разности температурГренландии и Эстремадур —Такая есть чрезмерность,Что каждому не хватит сил,Чтоб мог, умел и воскресилСвою былую верность,Чтоб были снова заодно.Не называли жизни дноБлагоуханным небом.А если это не дано —Не открывали бы окно,Не подавали хлеба.Ведь даже дружба и семьяСлужить опорой бытияПодчас уже не могут.И каждый ищет в темнотеСвоей обманутой мечтеОсобую дорогу.Мне впору только в петлю лезть,Мне надоели ложь и лестьИ рабские поклоны.Но где ж мне отыскать надежд,Чтобы заполнить эту брешьСовместной обороны?И на обрывистом краюПреодолею я своюЗастенчивость и робость.Не веря век календарю,Я с удивлением смотрюНа вырытую пропасть.Но я туда не упаду,Я удержусь на скользком льду,На тонком и на ломком,Где дует ветер прежних летИ заметает чей-то следКрутящейся поземкой.

X

Провозглашают петухиСвои наивные стихи,Дерут петушьи глотки,И вздрагивают от волны,Еще удерживая сны,Прикованные лодки.А морю кажется, что зряИх крепко держат якоряЗаржавленною цепью,Что нам пора бы плыть туда,Где молча горбится водаРаспаханною степью,Где море то же, что земля,Оно похоже на поляС поднятой целиною,Как будто Божия соха,Архангеловы лемехаКопались в перегное,Что, если б лодки настигалНа полпути бродячий шквал,Он по добросердечьюИх обошел и пощадил,Не закопал бы в мутный илИ сохранил от течи.А если б за живых гребцовВ них посадили мертвецов,Отнюдь не самозванцев,Они блуждали б среди шхерНе хуже прочих на манерЛетучего Голландца.

XI

Когда-нибудь на тусклый светБредущих по небу планетИ вытащат небрежноДля опознания приметСкелет пятидесяти лет,Покрытый пылью снежной.Склепают ребра кое-как,И пальцы мне сведут в кулак,И на ноги поставят,Расскажут, как на пустыреЯ рылся в русском словаре,Перебирал алфавит,Как тряс овсяным колоскомИ жизнь анютиным глазкомРазглядывал с поляны,Как ненавидел ложь и грязь,Как кровь на лед моя лиласьИз незажившей раны.Как выговаривал слова,Какие знают дерева,Животные и птицы,А человеческую речьВсегда старался приберечьНа лучшие страницы.И — пусть на свете не жилец —Я — челобитчик и истецНевылазного горя.Я — там, где боль, я — там, где стон,В извечной тяжбе двух сторон,В старинном этом споре.

* * * [12]

Не старость, нет, — все та же юностьКидает лодку в валуныИ кружит в кружеве буруновНа гребне выгнутой волны.И развевающийся парус,Как крылья чайки, волны бьет,И прежней молодости яростьМеня бросает все вперед.И сохраняющая смелостьИ гнев галерного раба —Такой сейчас вступает в зрелостьМоя горящая судьба.Ее и годы не остудят,И не остудят горы льда,У ней и старости не будет,По-видимому, никогда…

12

Написано в 1954 году в Калининской области, в поселке Туркмен. Одна из моих важных поэтических формул.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

Какою необъятной властьюТы в этот день облечена,Поборница простого счастья,Как мать, как женщина, жена…Но, как ни радуется сердце,А в глубине, на самом дне,Живет упрямство иноверца,Оно заветно только мне.Ты на лице моем не сможешьРазгладить складок и морщин —Тайгой протравленный на кожеРельеф ущелий и лощин.Твоей — и то не хватит силы,Чтоб я забыл,

в конце концов,Глухие братские могилыМоих нетленных мертвецов.И, понимая с полусловаМои желанья и мечты,Готова вся природа сноваВписаться в скорбные листы,Чтоб, выполняя назначеньяМоих знахарок и врачей,Она сама была леченьемОт одиночества ночей.Здесь суть и высшее значенье,И все покорно служит ей:И шорох трав, и рек теченье,И резкость солнечных лучей.Тому, кто выпросил, кто виделЕе пророческие сны,Людские боли и обидыБывают вовсе не страшны.И солнце выйдет на заставы,Забыв про камень городской,Сушить заплаканные травыСвоей родительской рукой.………………………………Во всяком счастье, слишком зрелом,Есть червоточинка, изъян,И только с ним, по сути дела,Оно вмещается в роман.Вулканом трещины застонут,И лава хлынет через край,Тогда чертит рука МильтонаПотерянный и Возвращенный рай.И возмечтать о счастье полномРешались только дураки,Что вспять повертывают волныИ шепчут грустные стихи.Во всяком счастье, порознь жданном,Есть неоткрытый материк,Чужая звездная туманность,Непобежденный горный пик.Но, не наскучив восхожденьем,Стремимся к новой высоте,И каждое твое движеньеПод стать душевной красоте.Земля нехоженые тропыОберегает от людей,По гроб напуганных потопомИ толкотней ковчежных дней.На устаревшие двухверсткиМы полагаться не должны,И ни Чарджуя, ни ОбдорскаНам измеренья не нужны.Мы карту новую начертимДля нашей выдумки — земли,Куда пути сильнее смертиНеотвратимо привели.И в такт лирическим балладамРоманса вздрагивает ритм:Она идет со мною рядомИ про любовь мне говорит.

* * *

Мы дышим тяжело,Мы экономим фразы,Спустившись вниз, в теплоСгустившегося газа.Но здешний кислород,Расхваленный рекламой,Почти не лезет в рот,Хотя он тог же самый,Который много разКогда-то мы вдыхали,Еще не пяля глазНа сумрачные дали.Мы ищем на землеСоснового озона,Расцвеченных полейИ летнего сезона.Целебный кислородСобрав с лесной опушки,Сосем, прижавши ротК резиновой подушке.

* * *

Едва вмещает головаКруженье бредаИ эти горькие словаТверской беседы.Иероглиф могильных плитВ дыму метели.Мы сами тоже, как гранит,Оледенели.И лишь руки твоей теплоВнушит надежду,Что будет все, судьбе назло,Таким, как прежде.И мимо слов и мимо фразВдвоем проходим,И ты ведешь скупой рассказКаким-то кодом.И у окна придется мнеПред Новым годомНа лунном корчиться огнеЗа переводом.Круженье лет, круженье лицИ снега бисер,Клочки разорванных страницПоследних писем.И одинокий старый храмДля «Всех Скорбящих»,И тот, ненужный больше нам,Почтовый ящик.

* * *

Чтоб торопиться умирать,Достаточны причины,Но не хочу объектом статьСудебной медицины.Я все еще люблю рассветЧистейшей акварели,Люблю луны латунный светИ жаворонков трели…

* * *

Я с лета приберег цветыДля той могилы,Куда легли бы я и тыСовсем нагими.Но я — я все еще живу,И я не вправеЛечь в эту мертвую травуСебя заставить.Своими я похоронюТебя руками,Я ни слезы не уронюНа мерзлый камень.Я повторю твои слова,Твои проклятья,Пускай седеет голова,Ветшает платье.И колют мне глаза кусты,Где без дорогиШагали только я и тыПутями Бога.

* * *

Иду, дорогу пробиваяВо мгле, к мерцающей скале,Кусты ольховые ломаяИ пригибая их к земле.И жизнь надломится, как вехаПутей оставшихся в живых,Не знавших поводов для смехаСреди скитаний снеговых.

* * * [13]

Цветка иссушенное телоВторично встретилось с весной,Оно худело и желтело,Дрожа под коркой ледяной.Все краски смыты, точно хлоромБелели пестрые цветы.Остались тонкие узоры,Растенья четкие черты.И у крыльца чужого домаЦветок к сырой земле приник,И он опасен, как солома,Что может вспыхнуть каждый миг.

13

Написано в 1950 году на Колыме, на ключе Дуеканья «на плейере».