Собрание сочинений. Том 4
Шрифт:
Комиссия молчит, а один из ее членов, с которым, очевидно, спорит Свердлов, недовольно пожимает плечами.
Свердлов оглядывает всех:
— Итак, товарищи юристы, эту одиннадцатую главу Конституции о Советах Депутатов можно считать отредактированной? Великолепно. Переходим к следующей, двенадцатой главе «Об организации Советской власти на местах». Эта глава должна быть кончена не позже завтрашнего дня.
Один из заседающих протестует:
— Простите, Яков Михайлович, завтра день неприсутственный…
— Ах ты, батюшки, а ведь Конституция нам очень нужна. Василий Григорьевич, давайте условимся: завтрашний день мы будем считать сразу понедельником, зато ближайшую субботу мы будем считать воскресеньем, и, таким образом, мы будем жить по-евангельски. Так в евангелии и сказано: не человек для субботы, а суббота для человека. Возразить нечего?
Члены комиссии смеются.
В кабинет вошел наш старый знакомый Аким. Он подходит к Якову Михайловичу, передает ему список:
— Ну, Яков Михайлович, сегодня работы недели на две. И насчет валенок, и насчет учебников, и насчет соли… И чорт знает что за народ… со всякой мелочью во ВЦИК лезут!
Свердлов улыбается:
— Ну, это, брат, очень здорово. Старый ты чорт — не понимаешь!
Аким оправдывается с достоинством:
— Да мы же не железные. Что ж, разве мы обязаны за всех мозгами ворочать? Елки-моталки!
Яков Михайлович с улыбкой отвечает ему:
— На то и власть брали. Наша власть. Нам верят — к нам идут. Хуже было б, если б не шли. Зови, Аким.
Приемная ВЦИК набита народом. Люди все прибывают, усаживаются, как могут. К Акиму подходят, объясняют свои нужды. Два красноармейца — поближе к двери — очень горячо спорят.
Между ожидающим народом ходит матрос с парабеллумом на поясе. Он зубоскалит, посмеивается, вмешивается в разговоры. Он подходит к красноармейцам, но они от него отмахиваются.
Внимание матроса переключается на совсем юного парня, который пробирается к двери, ведущей в кабинет Якова Михайловича. У него в руках странный сверток, который он бережно охраняет от толчков.
Матрос нахально хлопает его по плечу.
— Эй, ты, полегче! — рассердился парень.
Потом, увидев Акима, паренек обращается к нему:
— Как мне, дяденька, к Якову Михайловичу пройти?
Аким удивляется, иронизирует:
— Ишь, племянничек выискался! А зачем тебе к Якову Михайловичу?
Парень помялся немного, потом говорит:
— Я издалека… из Сибири… на военном заводе работал… технику знаю… моторы…
Аким начинает злиться:
— Я тебя, дурачок, не об этом спрашиваю… Ты мне отвечай: к Якову Михайловичу зачем явился?
Парень улыбается:
— А это… секрет. Понимаешь, секрет. Я его знакомый.
В кабинете Яков Михайлович беседует с железнодорожником.
— Яков
— Хорошо. Вы коммунист?
— Да, я в партии с прошлого года.
— Так.
— Если бы вы знали, какое безобразие творится у нас на железной дороге! Ведь полная неразбериха, а начальство внимания не обращает. А ведь тут мастерские, депо, паровозные бригады…
— Все знаю, дорогой, все знаю. Я вас где-то видел, хочу вспомнить вашу фамилию…
— Моя фамилия…
— Погодите… погодите… погодите… погодите… не называйте кто, не называйте, одну минуточку… так… Вот как раз вы мне и нужны по этому самому делу.
Свердлов выходит из-за стола и подходит к железнодорожнику, наклоняется дружески к нему:
— Вы будете комиссаром.
— Как же, Яков…
— Не спорьте, не спорьте, пожалуйста. Мы вводим комиссаров в Красную Армию. Железные дороги для нас не менее важный военный участок работы, и мы попробуем, начав с вас, этот институт комиссаров на железных дорогах привить. Попробуем, товарищ Измайлов.
Железнодорожник изумлен:
— Как же вы запомнили мою фамилию?
— А я не забываю людей, которые выступают на собраниях с дельными, умными и практическими предложениями.
— Это было… — подсказывает железнодорожник.
— Это было в декабре тысяча девятьсот семнадцатого года за Невской заставой, на Вагоноремонтном… — продолжает за него Свердлов.
В приемной Аким, очень рассерженный, стоит перед дверью, расставив руки.
Парень пытается пройти.
— Ты фамилию свою назови…
Парень уныло вздыхает:
— Ох! Секрет. Понимаешь, секрет! А когда к Михалычу пройду, тогда и секрета не останется.
Матрос поддразнивает:
— Какие тут могут быть секреты? Разворачивай мешок — и весь разговор. — Матрос хватает сверток.
Парень увертывается и сердито отталкивает матроса:
— Тебе смотреть нечего! Не своевольничай!
Матрос возмущается, он ищет сочувствия у окружающих:
— Ха! Он сюда из деревни меня учить приехал!
Оба они с Акимом теснят парня от двери.
В это время из кабинета выходит железнодорожник, и парень только было добирается до двери, как матрос, опередив его, проходит и захлопывает дверь перед его носом.
В кабинет входит матрос. Он развязно подходит к столу Якова Михайловича:
— Пролетарский привет! Приехал в Москву за литературой. Дай, думаю, зайду во ВЦИК, посмотрю, как вы живете, расскажу, как мы живем. Хорошо сделал?
Говоря это, он шумно усаживается и закуривает.
— Я бы сказал — гениально сделал, — замечает Яков Михайлович.