Собрание сочинений.Том 5. Дар земли
Шрифт:
Так с год тянулось. Зимой ходили мы с Васей на каток, на танцы в клуб, летом в городском саду гуляли. И носил он одну и ту же рубашку, и всегда она у него была влажная. Сколько раз я хотела спросить: «Что ты, Вася, потеешь так сильно? Почему у тебя рубашка сырая?» Но стеснялась, а когда привыкла к нему, все-таки спросила. И он мне сказал: «Это потому, Полечка, что у меня только одна рубашка. Я на вокзале грузчиком работаю. Прибегу домой, мама постирает мне ее, сразу утюгом погладит — посушит. Вот она и влажная».
Слезы заблестели на глазах Полины, но она сердито тряхнула головой и снова заговорила, так торопливо бросая слова, точно обжигалась ими.
— Вот
— Где же он работал потом? — тихо спросила Надя, потрясенная рассказом Полины.
— Здесь, на заводе. Инженером. Сыновья в школе учились, когда он бросил меня.
— Какая подлость!
— Почему подлость? Не обманывал: разлюбил и ушел. Не могла ведь я принудить его жить со мной!
— К другой ушел?..
— Да, работала тут одна… врачиха молодая. Вася с язвой желудка лежал в больнице, а она его лечила. Практиковалась! Когда ни приду, она около него, будто нет других больных. Лицом красивая, молодая, глаза синие, губы накрашенные, и все выворачивала их сердечком… Руки мягонькие, гладенькие. Каждый день она его раздевала, выслушивала, ощупывала этими мягонькими ручками. Ну, и закружила голову моему Василию. Так и увела. Ох, и тяжко мне было! Тоже верила, что у нас с ним навсегда… А оно вон как обернулось! Я только из-за детей старалась побороть горе, чтобы они учение закончили. Но может, и не сладила бы с ним, если бы не Алексей Матвеевич. Он меня тогда, точно брат и друг, поддержал, ободрил, на верный путь вывел. «Поезжай-ка, говорит, Полина; в Москву, в Тимирязевскую академию. Стипендией мы тебя обеспечим, детям поможем. Вернешься потом к нам, отработаешь». Вот я и вернулась, — просто закончила Пучкова. На лице ее не осталось и тени страдания. Твердо, смело, весело смотрели глаза, выражая гордую уверенность в себе. — Стараюсь. Отрабатываю. Хочу, чтобы у наших рабочих и у наших ребят в садиках и яслях в любое время года были самые лучшие, дешевые овощи, а на всех торжествах заводских красовались розы. Чем еще могу я отблагодарить свой коллектив?
Равиль, как и Ахмадша, был временно направлен в Камск в распоряжение местной буровой конторы.
— Проведете работу на площадке химкомбината — сразу перебросим вас обратно, — пообещал Джабар Самедов.
Он по-прежнему дружил с Яруллой: вместе гуляли на сабантуях, вместе ездили на бюро обкома.
— Трудновато придется твоим ребятам в Камске, — сказал Джабар бурмастеру после совещания в тресте. — С жильем там туго. Пусть по выходным дням в Светлогорск ездят. Могли бы мы обе бригады рейсовыми автобусами каждый день возить, да шоссе еще не готово.
— Ничего, пусть немного потерпят ради ударной стройки, — заявил Ярулла
Семья временно раскололась. Наджия отнеслась к этому тоже спокойно, а Фатима всплакнула: не хотелось молодушке оставаться одной со своим первенцем.
— Почему бы ей не пойти на работу? — спросил Ахмадша старшего брата перед отъездом. — Все не так скучать будет.
— Смешной ты, право! У нас маленький ребенок.
Не в первый раз уклонился Равиль от вопроса о трудоустройстве жены, а ведь Фатима вместе с ним институт окончила, собиралась «воевать» за большую нефть. В Камске Равилю поручили интересное дело — бурить наклонные скважины в нефтяной пласт под площадкой строительства, и он с ходу принял от монтажников обустроенную точку.
Бригаде Ахмадши предстояло пробурить несколько скважин в приемистые нейтральные пласты для закачки грязной воды с будущего химкомбината. Задание молодому бурмастеру не понравилось, но он не привык возражать, а когда увидел красавицу Каму и прикинул, каким опасным соседом может стать для нее химический завод, то загорелся желанием как можно лучше и скорее провести свою работу.
Буровую вышку для его бригады должны были доставить с правого берега Камы. Узнав об этом, Ахмадша был озадачен, а потом рассердился, решив, что его разыгрывают, но прораб конторы подтвердил по телефону:
— Вышка едет с правого берега.
Нефтяники Татарии уже привыкли к тому, что буровая, закончив работу на одной точке, перекочевывает со всем подсобным хозяйством на другую, и никто из местных жителей не удивлялся, когда вышки, эти королевы татарских просторов, важно шествовали по полям и горам, окруженные свитой грохочущих тракторов. Но как переправится сорокаметровая махина, собранная из стальных блоков, через широкую реку?
На берег Камы Ахмадша выехал с чувством тревожно-радостного ожидания, и причиной этого была не только диковинная переправа.
Встретил ведь Ахмадша Надю в первый день своего приезда, так почему им не встретиться сегодня на причале, находившемся на левом, пойменном берегу, недалеко от Скворцов? А думал он о ней постоянно с того самого памятного дня.
Палило солнце. Влажные испарения поднимались от густых зарослей ветел и топольника, опутанных внизу колючей ежевикой. На расчищенной площадке над отлогим взвозом, где грудились под брезентами бочки, мешки и ящики, собралась большая толпа: всем интересно было увидеть, как вышка поплывет через Каму. А Нади нет!
Ахмадша со своими парнями толкался среди местных жителей, посматривал на катера и моторки, пролетавшие по глади реки, ждал, не мелькнет ли светлокудрая девушка. Но когда вышка, отчалив от правого берега на двух сплоченных баржах, показалась над водной ширью, Ахмадша забыл и о Наде. Вот это зрелище! Джабар Самедов теперь уже не прежний сорвиголова, а инженер высокой квалификации, и лишь его строгий и точный математический расчет помог этой махине сойти с высот крутого правобережья и послушно забраться на баржи.
Женщины, собравшиеся на берегу, кричали!
— Упадет! Упадет!
— Бултыхнется в воду!
— Опрокинет баржи и трактористов утопит!
— Страх-то какой!
Но вышка плыла да плыла к новому месту работы. Неторопливо сошла она на пойму левого берега и величаво двинулась мимо заросших ериков, мимо кряжистых ветел и тополевых рощ к плоскогорью, где между деревней Скворцы и заводской стройкой зеленели поля. Вместе с вышкой переправились голуби, жившие на ней; шумели тракторы, натягивая тросы, а птицы то кружились в вышине, то спокойно влетали в свои гнезда.