Собрание сочиннений Яна Ларри. Том первый
Шрифт:
Человек никогда не разрешит этой проблемы так же, как не разрешить ему и проблемы бессмертия. Все, дорогой мой, имеет законы. Их же не преступить… Фанаберии космизма только отвлекают людей от прямых обязанностей на Земле…
— В наше время, — кашлянул Молибден, — жили поэты, которые путешествовали в межпланетном пространстве, сшибая оглоблей звезды. Такие поэты умерли вместе с эпохой, гнавшей их в космос… Но куда и от чего бежишь ты, человек социалистического
— Опыт был? — подпрыгнул Коган. — Был, я спрашиваю? И что же? Катастрофа? Да? Стоила ли игра свеч? Конечно нет! Все чепуха! Для того чтобы перелететь из Ленинграда в Магнитогорск, не нужен был С1.
— Катастроф больше не будет! — заметил Павел.
— Так говорят безумцы! — поднялся Молибден. — Не будет больше и межпланетных снарядов, которые вырывают из наших рядов лучших людей…
— Посмотрим!
— Значит, враги?
— Да! — крикнул Павел. — Ты и Коган — враги мои и человечества!
— Будем драться, черт возьми! — спокойно сказал Молибден.
— Будем драться! — принял вызов Павел.
Коган побежал к дверям, извергая ругательства. Следом за ним, тяжело ступая, уходил Молибден, даже не взглянув на человека, который грозил своим упрямством порядку Республики.
Глава седьмая
Павел не знал, что могут предпринять Молибден и Коган, но теперь для него было ясно, что предстоит борьба.
— Да, да, — говорил он себе, собираясь к Нефелину, — мы должны форсировать события!.. Надо действовать!..
Погруженный в размышления о судьбе своей работы, Павел не заметил, как дошел до редакции и как очутился в редакторском кабинете.
— Надо действовать, — были первые слова Павла, — они знают все! Мы не должны терять ни одной минуты.
Нефелин испытующе посмотрел на Павла:
— Открыты?
— Стратегия наша оказалась чепухой.
— Что они предлагают?
Павел передал свой разговор с Молибденом и Коганом.
— Мы расстались врагами! Они ушли от меня, не протянув мне на прощанье руки.
— У тебя есть уже планы?
— Только одно!
— ?
— Перейти в решительное наступление!
— И…
— Я не прочь выступать с завтрашнего дня с лекциями. Кроме того, я мог бы организовать выставку по вопросам межпланетных сообщений.
— Все это, конечно, хорошо, но тебя отправляют сегодня в Город Отдыха.
— Как? — возмутился Павел. — Бойко говорил…
— Брось! Не поможет! Они действуют быстрее нашего. К твоему сведению, могу сообщить, что Молибден и Коган были командированы сюда Советом ста для выяснения твоего здоровья. Они нашли тебя в неудовлетворительном состоянии. И ты, конечно, понимаешь, — засмеялся Нефелин, — что они выразили свое неудовольствие и предложили Бойко отнестись к твоему здоровью более внимательно. Молибден, между прочим, сказал Бойко (я привожу подлинные слова): «Стельмах дорог Республике. Но ты этого, очевидно, не уясняешь. Вместо того чтобы ремонтировать его, — ты держишь Павла в духоте Магнитогорска». Бойко
Как видишь, они отводят тебя с поля сраженья, шутя и играя. И тут уж никто и ни к чему не придерется… Забота о твоем здоровье! Ничего не поделаешь! Назвался гением — лезь в опекунские пеленки.
— Но это же свинство!
— Что? Забота о твоем здоровье — свинство? Неблагодарный, как ты смеешь так думать об этом!
— Не шути, Нефелин! Мне тяжело сейчас! Подумай, выбыть из строя на месяц, когда именно этот месяц должен решить судьбу работы. Нет. Это нелегко. Сидеть в дурацком городе, не принимать участия в борьбе за самого же себя… Я не понимаю, как ты можешь шутить?!
— Ну, хорошо! Я заплачу!.. Ты похож на ребенка, Павел. Право слово! А что ты думал? Я уже говорил тебе, что им надо отдать справедливость, действуют они умно.
— Но нечестно!
— Ступай скажи им! Они тебе ответят, что честность понятие относительное. Они тебе скажут: все разрешено для блага Республики.
— Благо?
— Ступай убеди их!
— Мне хочется плакать, Нефелин!
— А мне хочется драться! Уезжай! Я буду биться за троих! Да и все мы — ты только посмотрел бы — готовы к самому страшному. Я не ручаюсь, но, может быть, рядом с нами сидят члены нашего клуба и точат ножницы. Они клянутся остричь бороды консерваторов и уже расписываются по этому поводу на пергаменте кровью.
— Ты все шутишь!
— Я весел, Павел! Весел от того, что приводит тебя в печаль. Чудак ты, право!.. Подумай хорошенько: что заставило этих бородачей порхать из Москвы в Магнитогорск? Что побудило их сплавить тебя с поля битвы?
— Ну?.. — с надеждой протянул Павел.
— Сознание бессилия. Ручаюсь головой, что ситуация в Совете ста более благоприятна для нас, чем для консерваторов. Если бы они чувствовали за собой силу, их действия были бы иными. Уезжай, Павел! До сессии еще полтора месяца! А это большой срок для нас. Большинство будет с нами. Вот увидишь!
— Если они не придумают…
— Пускай, пускай! Пусть придумывают все, что им покажется удобным. Мы все равно победим.
— Я начинаю бояться их!
— А, ерунда… Верь мне, что не позже нового года ты будешь трудиться на Луне, открывая банки с консервами. А я… Ну, я буду посылать тебе с Земли воздушные поцелуи… Ну, давай обнимемся на прощанье! В случае чего я буду писать тебе… Прощай, дружище! Будь весел! Поправляйся. А главное — не унывай! Можешь быть уверен, что в любое время дня и ночи твои друзья действуют и за себя, и за тебя, и за ослепительную идею, за старую мечту человека!
Ободренный и успокоенный немного, Павел вернулся в лечебницу.
В белом вестибюле, залитом светом, он застал Майю, которая стояла в дорожном пальто около распределителя.
Она тянулась к автомату с надписью «Больных один», стараясь повернуть выключатель, но рычажок выключателя был поставлен так высоко, что до него касались только кончики пальцев Майи. Услышав шаги Павла, она повернулась к нему и сердито сказала:
— Безобразие! Установщик, очевидно, сам решил вести регистрацию! Помоги, пожалуйста!