Собрание сочиннений Яна Ларри. Том первый
Шрифт:
Со смехом красногвардейцы потянулись к столу, держа лошадей под уздцы.
— Адъютант! — закричал «Всех скорбящих», подводя буланого коня.
— Дальше!
— Арап! — гаркнул Попов.
— Следующий!
— Анчутка!
— Что это за штука?
— А так просто! Анчутка, и все тут.
— Так и запишем. Следующий!
— Аналой!
— Ну куда такого?..
— Тогда… а… а… а… Арбуз.
— Есть Арбуз! Дальше!
— Адиёт!
Краузе захохотал:
— Зачем же коня-то обижать?
— Ну… Амбар!
Качая головой, Краузе записал коня Волкова Амбаром.
— Следующий!
— Афанасий!
— Может быть, назовем Аляской. Кобыла у вас?
— Аляска так Аляска. А между прочим, кобыла.
— Следующий!
— Анчоус.
— Дальше!
— Акробат!
— Следующий!
— Апрель.
— Следующий! Следующий!
Кавалерийская наука оказалась куда сложнее, чем мы это предполагали.
— Вон она, брат, — удивлялся Евдоха, — тут, пожалуй, скорее обезьяну выдумаешь, прежде чем гарцевать станешь.
— А ты думал сразу, да и казака переедешь.
Впрочем, мы не горевали долго.
— Не боги горшки обжигают! Научимся!
Началось обучение седловке. Краузе, показывая нам, как седлать лошадь, поучает.
— Во-первых, — растягивая слова, цедит Краузе, — все части сбруи должны быть чисты, мягки и хорошо смазаны жиром. Сбруя должна лежать на коне так же незаметно для него, как лежит на вас рубашка. Седло надевать следует, пригоняя его по шерсти. Вот так. Полицы седла ложатся вместе с потником, не нажимая на хребет лошади. Передний край потника держи на ладонь от холки. Вот так.
— А почему на ладонь?
— Ну, а как бы вы положили седло?
— По мне все равно!
— А для лошади это далеко не все равно. Если вы вперед подадите седло, оно начнет набивать холку, а если назад передвинете, — оно ляжет на почки лошади и тогда ей будет тяжело нести всадника. Теперь смотрите сюда. Я затягиваю вот эти ремни. Они называются подпруги. Тут также следует принять кое-что во внимание. Подпруги не должны стеснять дыхания лошади, но не должны они сидеть и слишком слабо.
— Почему?
— Потому что седло свалится вниз, к животу лошади, а всадник слетит с лошади на землю… Я подтягиваю переднюю подпругу. Вот так. Теперь вталкиваю сюда палец. Туго? Туго. Палец еле-еле проходит между подпругой и животом. Значит — затянуто хорошо. Подтягиваю среднюю и заднюю подпруги. Хорошо затянуто? Попробуем… Входят три пальца!
— Плохо! — кричим мы.
— Неправда! Два-три пальца для средней и задней подпруг вполне достаточно. Теперь осмотрим коня еще раз. Ну-ка, не трут ли пахвы репицу? Как будто не трут. А можно ли подсунуть кулак между бляхой и грудью лошади? Можно, как видите. Проверим стремена. Посмотрим, одинаковой ли они длины?
Он вскакивает на оседланную лошадь и привстает
— Глядите, товарищи!
Просунув кулек между ног и седельным троком, он кричит:
— Видите?
Знакомиться с кавалерийскою наукою приходится урывками. Помимо изучения ухода за копытами, кормления лошадей, их болезней, ковки и других замысловатых штук, мы несем гарнизонную службу, охраняя учреждения и банки, дежурим на станциях, вылавливаем спекулянтов, ходим по домам, отбирая оружие.
Нам дано задание: прекратить стрельбу по ночам, и мы шлепаем по городу, разыскивая винтовки и револьверы, стрельбой из которых скучающие граждане развлекаются в неурочное время.
С ордерами исполкома мы стучимся в сонные дома, входим в квартиры, спрашиваем:
— Вы уже сдали оружие?
— Мы? Оружие? Да у нас и гвоздя-то в квартире нет. Ножи и те тупые.
Во время обыска извлекаем из сундука пулемет.
— А это что?
— Это?.. Понятия не имею! Наверное, ребятишки затащили откуда-нибудь.
— А вы?
— Я?.. Понятия не имею!
— Не знаете, что это пулемет?
— Пулемет? Фу-ты, боже мой! Не иначе как соседи по злобе подкинули.
В одном дворе мы нашли горное орудие.
— Зачем оно вам?
— А бог его знает! Оставили какие-то солдаты и ушли.
К утру мы возвращаемся, нагруженные бомбами, пулеметами, винтовками, револьверами.
Стрельба в городе прекращается. За ночь выпускается на луну не больше тысячи патронов; в разных концах города взрывается не больше десяти гранат, и только ракеты, взлетающие в темное небо, говорят о том, что где-то идет попойка и остатки «славной царской армии» уничтожают остатки огневого имущества.
Однажды, возвращаясь после обысков, мы были остановлены неожиданной картиной. Перед воротами трехэтажного дома на Петропавловской улице стояла кучка пьяных, пуская в темное небо ракеты.
— Вы, граждане, чего тут?
— Мы-то? А мы куме ф-фронт показываем. В-в-видал? Кума-то, она н-н-не п-понимает многого, а м-мы об-б-бъ-ясняем. Ты, кума, смотри! Вот он п-п-пускает, а м-м-мы ползем. А к-как з-засвестится — м-м-ы ложимся.
— Ступайте спать, граждане! Ракеты, поди, денег стоят, а вы их портите.
— Р-р-ракеты? Н-н-н-не запретишь! Р-р-ракеты я самолично в-в-во время братанья с-спер. У-у-у н-немцев. Взял, да и спер. Н-на память. Д-да их и осталось д-два десятка.
— Можно ракеты пускать или нельзя?
Мы устраиваем совещание, но ни к чему не приходим.
— Р-ракеты, б-брось! Р-ракеты н-н-не имеешь права! — орет сзади пьяный голос.
Голубые меланхоличные колокола ракетного света освещают нам дорогу.
Самая паскудная работа — это обыск поездов.