Собрание стихотворений и поэм
Шрифт:
Ханжи прикинуться хаджами Сумели в наши времена – И совесть этими ханжами В живой товар обращена.
*
Театру базар Тегерана Под стать с незапамятных пор, И в драмах не терпит обмана Жизнь – главный его режиссер.
В ее постановках нет места Для щедрых, возвышенных чувств, Сильней здесь и слова и жеста Кармана властительный хруст.
И в сценах продажи и купли Здесь призваны разных мастей Играть не бесстрастные
И, верный речистому дару, Слагает впрямь как на духу Похвальное слово товару Купец, словно сват жениху.
Но вновь покупщик несговорчив. Не веря купцу, как лисе, Он, словно невеста, разборчив, Которую сватают все.
Не станет податливым воском Хозяин товарной орды. Под стать театральным подмосткам Базарных лавчонок ряды.
И нет ни конца им, ни края, И словно сюда на «гастроль» Случайно попал я, играя Статиста носатого роль.
Я просто участник массовки, Для этого мне никакой Не требовалось подготовки Актерской и языковой.
И мною освоена даже Персидская фраза одна – Могу вопрошать: – Какова же Последняя будет цена?
А рядом, порочный и славный, Даруя печаль и восторг, Усердствует в роли заглавной Владыка по имени Торг.
Мир целый держа на примете, Властительней прочих владык, Что все продается на свете, Считать он издревле привык.
Продажны, мол, песня и танец, И совесть – товару сродни, И нет у любви уже таинств: В товар превратились они.
Все сущее в мире он, присный, На шумных базарах годин, Имея расчет закулисный, На собственный мерит аршин.
Мол, все заклинанья бумажны, Мол, свет обезумел давно, В нем радиоволны продажны И схоже со шлюхой кино.
О чести к лицу ль бизнесмену Рядить, воспарив к облакам? Назнача последнюю цену, Ударить пора по рукам!
Не шелк с караваном верблюжьим Плывет сквозь пустынную тишь. – Чем нынче торгуем? – Оружьем! Дает наивысший барыш!
Там пулей поставили точку, Там угнан опять самолет. И слышится: – Деньги на бочку! – Разбой обретает почет.
Посольская нота – химера, Она не страшит никого. – Купите, купите премьера Со всем кабинетом его!
И, к новым проделкам готовясь, Доволен не зря сатана… – Замарана, лорд, ваша совесть, За черную нефть продана!
По воле великого Торга, Когда это надо, швырнут Живого в объятия морга, А мертвого к жизни вернут.
И, сердцем придя в сокрушенье, Восточный философ исторг: – Мир грешен, и правит им мненье Владыки по имени Торг.
С пером ты по этому миру Пройди, неподкупная Честь, Каких и не снилось Шекспиру, Трагедий в нем нынче не счесть.
*
Золото купит четыре жены,
– Война, говорите? – Что делать: война! – Платите! –
За ребра подвешен соперник на крюк: – Плати отступного, А то, брат, каюк! – Чуть сбавьте! – хрип слышится снова.
Старик у молодки, как снег у весны, Ночует во славу Последней цены, Вновь джиннов потеша ораву.
Обрел по наследству богатство дурак: – Прислуживай, разум, Даю четвертак! – И разум откликнулся разом!
Как с ясного неба свалившийся вдруг, Здоровья последнюю цену Недуг Дает, не прибегнув к безмену.
– Эй, сколько ты стоишь, вчерашний вещун, Что рьяно Глаголил с высоких трибун? – Не стою теперь ни тумана!
Ложь Истине шепчет: что хочешь проси, Но только за это Язык прикуси – И в золото будешь одета!
Уродство беснуется с пеной у рта: – Последнюю цену Скажи, Красота! – А сколько с меня за измену?
Спросила папаха: – Скажи, голова, Цена тебе красная впрямь Какова? – Узнаешь! Сперва дай надену!
И красную цену лихой голове Узнала папаха, Оставшись в траве На поле кровавом, как плаха.
*
Сторговать бы песню на базаре, Заплатив лишь стоимость чернил, Но опять я, будучи в ударе, Взял пандур и песню сочинил.
Видно, делать это мне не внове, И, клянусь, не ягода кизил, А зарделась в слове капля крови, Словно взял и сердце прострелил.
Легче было б общего напева На базаре песню сторговать, А не лазить самому на небо, Тайных слез в ночи не проливать.
Я страдал, но обреченно кто-то Произносит, глядючи во тьму: – Ты пиши, когда тебе охота, Только, верь, все это ни к чему.
Устарели вздохи на скамейке, Глянь: на ней играют в домино. Что стихи, брат, если ни копейки Жизнь не стоит. То-то и оно!
С той поры, как предок на верблюде Путь через пустыню проложил, Много сказок выдумали люди, А кончалось все на дне могил.
Землепашец, государь и нукер Уходили. Не сочтешь могил. Ты пиши, пиши, но знай, что флюгер Многих правдолюбцев пережил.
Если лет неодолима память, Велика ль цена горючих слез? Память, говоришь? Какая память? Бабий Яр травой уже зарос.
Жизнелюбы, напрягаем силы, Словно на последнем берегу. И, как волны, множатся могилы, Замерев безмолвно на бегу.
Утверждал один, что смерти нету, Искушал лукавицу судьбу И не знал, что близкой смерти мету Носит сам на безрассудном лбу.
Тайно смерть на людях ставит знаки, И на жизнь не велика цена. Унесли две атомных атаки Сонм людской! Прожорлива война!
Вот гляди: на этом камне стертом Тень того, кто словно дым исчез. В одночасье, если верить мертвым, Рухнули на землю шесть небес.