Собрание стихотворений

Пяст Владимир

4. «Недвижимо стою я долго пред решеткой…»

Недв ижимо стою я долго пред решеткой, Воспоминаний рой творит мечту мою; То в ветре аромат ее волос я пью, То в ветках лик ее рисуется мне чёткий. То слухом уловив журчащую струю, Я грежу, что ручей звучит ее походкой. Недв ижимо стою, Не чуя времени, сияющий и кроткий.

5. «Вернутся ли они, – дни Августа, не Мая…»

Вернутся ли они, – дни Августа, не Мая, – Когда – она и я – бродили мы одни, То молча, то в речах всю душу изливая; Когда зажглися нам бессмертные огни, И воплотилась в нас вся Тайна мировая? – О, эти вечера! О, сказочные дни! Вернутся ли, вернутся ли они, Дни несказанного исполненные рая, – Вернутся

ли они?..

ДВА ОТРЫВКА

I. (В саду)

Четыре месяца назад Здесь были ты и я, Исполнив каждый шаг и взгляд Блаженством бытия; Я говорил: «Тебе я брат, И ты – сестра моя». День тот был праздником у всех: И травы, и цветы Околдовал твой светлый смех И хвои, и листы С игрою солнечных утех Заворожила ты. Любовно сон земной храня, Мы не стремились ввысь. К земле таинственно маня Сосна с сосной сплелись. И – что же? все же в блеске дня Мы с неземным слились. Раздвинув полог голубой, Свободны стали мы; С царевной князь, и раб – с рабой, Мы вышли из тюрьмы; Со стражей был недолог бой – И взорваны холмы. Когда прозрачных капель звон Нам пал, струясь, в лицо, – Нас не заставил, помнишь, он, Спасаться под крыльцо. Был мир – наш храм; земля – амвон; И радуга – кольцо. Весной по роще, взгляд во взгляд, Бродил с тобою я; Надела свадебный наряд Природа, рай тая; И выси пели: «Он – твой брат!» – Тебе, сестра моя.

II.(На выставке)

Когда, из города гонимы, Свой путь направили одни мы В обетованные края, – В нас были так неуловимы И зов, и пламя бытия; Мы были точно херувимы В раю безгрешном – ты и я. Но перед тем, по бездорожью, Цветочной выхоленной ложью. С тобой упились мы полно: То не был луг с волнистой дрожью, То не был миг, где все – одно, И те часы нам волю Божью Исполнить было не дано. Тогда, роднясь с семьею лилий, Мы не без тягостных усилий Вдыхали пряный аромат; Тогда предчувствия томили, И в бое сердца бил набат, И звуки чуждые рябили Сквозь музыкальный водопад. В цветах заслышали мы вместе Змеиный шип ползучей мести За оскорбленные мечты, За то, что ими крыл невесте Жених провалы пустоты; За то, что воздух нес им вести, Что в нем отрава жгучей лести, И в ней мы никнем – я и ты.

ЯМБЫ

Я посетил страну святую. – Как дорог мне здесь каждый куст! Не всем ловлю, люблю, ревнуя, След поцелуя Ее кристально-чистых уст. И весь я твой, земля родная. Тебе одной мои мечты. И мне чужда крася иная: — Селенья рая Прекрасны не были как ты. И вижу я, восторжен, светел, Что он — Властитель, он — Господь. Из всех земель — тебя приветил, Своими знаками отметил, Тобой свою соделал Плоть. И чую: в творческом подъеме Предсозерцая бытие, Он восхотел в воздушном доме, Троих нас слить в единой дреме: Тебя, земля; меня; ее. Май 1904

КОШМАР

И только он стоял перед тобою, Когда ты мне в тот вечер открывалась; Конечно, я вполне владел собою, Хотя на части сердце разрывалось. Я говорил!.: «О, да! Он маг и властный, И ты напрасно мыслишь, что изгнала Его из сердца»… Речь, мольбою страстной, Звуча, меня всего изобличала. Мы разошлись. Был черен ночи полог. Я проскользнул к себе неслышной тенью. И лег. И спал. И был мой сонь так долог, И все одно, давящее виденье. В моих ушах твои стояли речи, И видел я тебя одну сначала. Но близость новой, неизбежной встречи Внутри меня смущенье предвещало. Да, вот и он. Ни ужаса, ни мысли. Вдвоем в глухом томительном безлюдьи. Мы

друг пред другом грудами нависли, Один с других сцепилися грудь с грудью. И был твой лик подернут черной мглою Нам мир предстал бесформенным хаосом. И он стоял извечною скалою. И я стоял несозданным утесом. Упругих мышц безмерное усилье. Сверканье глаз. Дрожанье губ бескровных. Из недр души несметное обилье Мы навлекли сокрытых сил духовных. И лишь одно в сознании не тухнет, Все существо сковавши в напряженье: Прорвется ль шаг, родится ли движенье — И я погиб, иль он громадой рухнет. И длился, длился бой наш напряженный, Бой существа, без мысли, без отчета. …Я пробудился — весь изнеможенный, Весь трепеща от холода и пота. Когда ж потом, твоим отдавшись чарам, С тобой бродил я в утреннике парка, — Ты помнишь как мучительно, как ярко Я сам тебе почудился кошмаром?

АНАНКЕ

Ah, Seigneur! Donnez moi la force et le courage De contempler mon coeur et mon corpus sans degout Ch.Baudelaire.

СОНЕТ

Мой Боже! я стою у вечного предела И смело произнес мое моленье вслух: Дай сил мне вынести и мой ничтожный дух, Не меньше сдавленный и мерзостный, чем тело. Пергаментом лица безжизненных старух В его зеркальности правдивой отблестело Все то, что на челе надменном тяготело, И от чего мой плод довременный был сух. Когда вокруг Тебя столпившиеся люди Насытились вполне, и семь кошниц укрух, Осталися немым вещанием о чуде, — Я, стоя в стороне, Тебя еще алкал, И, приковав свой взор к незыблемости скал, Твердил с отчаяньем упорным: «Буди, буди!»

ОСТРОВ ПОЛИПОВ

Первый сознательный отпрыск немых поколений, Первый побег, еле зримый, растительной жизни, Вялый, тупой, и безвольно предавшийся лени, О, не приняться тебе на томительной тризне Предков — полипов, оставивших трупы и тени В острове мертвом, твоей изначальной отчизне. Выйдешь из этого мира застывших явлений Всюду с тобой его лик и глядит на тебя в укоризне.

DIABOLI MANUSCRIPTUM

Чем виноват я, что доля такая досталась Мне, не иному, отчаянным, страшным уделом? О, за свои же долги, ты, Ананке, со мной расквиталась, Злостный банкрот, этим дряблым и немощным телом! Знаешь, тебе и самой настоящее место в темнице, — Если бы правила светом одна Справедли­вость. Ты возбуждаешь во мне не любовь — похотливость, Мимо окна моего проходя в дорогой багрянице!.. Слышишь! Я о стену бьюсь головой, громыхая цепями. Миг — и твои распадутся стальные, заклятые цепи. Чую, не вечно сидеть мне в зловонной, подпочвенной яме, — Знаю, не клином сошелся весь мир на поганом вертепе!

МЫ ДУШИ

Ничтожные люди, ничтожные мысли… Да как это, как может быть? О, люди, сознаем: над бездной мы виснем, И бездны вовек не избыть. Да где же спасенье! — повсюду удушье. Задавлен оторванный крик: «Мы люди, мы живы, мы сущи, мы души; Полет наш высок и велик». Да где же спасенье — нет силы, мы гибнем… Мы цепи разрушить должны. И — нет бытия без цепей. И подвинем Себя в пустоту — сражены.

«Когда я, гордый раб, в безвыходном двуличье…»

Когда я, гордый раб, в безвыходном двуличье, Благодарю тебя и падаю во прах Перед лицом Твоим, – слепит бескрылый страх Прозревшие глаза величием Величья.

СТОЙ! НИ ШАГУ!

Стой! Ни шагу! Останься, пронизанный светом, цепенеющий, Знай, зажегся в тебе твой дозор пламенеющий, только в этом. Будь безвольным. Молчи. Затаись. Только чувствуй невысказанное. Принимай и сноси в откровеньи нежданное и искус твой. Берегись одного. Обводить себя кругом заколдованным. В свой черед есть исход и другим Замурованным. — Друг за другом!