Собственность Короля
Шрифт:
Я уверен, что если прямо сейчас «свистну» ей подобным предложением — Кузнецова прибежит и сделает, и попросит добавки.
Фу, бля.
Бр-р-р.
— У меня работа, — обрубаю ее примерно на той части фразы, где она продолжает разглагольствовать о круговороте баб в моей жизни. Только мысленно констатирую факт, что все это время я вымарывал это грязное пятно из своей жизни, а она, оказывается, послеживала, чем и кем я занимаюсь. Сталкерша херова. — Когда будешь готова обсудить приемлемые условия развода — я к твоим услугам.
— Я не дам тебе развод,
Интересно, сколько еще раз мне нужно обозвать себя лохом, чтобы смириться, наконец, с тем, что я не заметил на своем жизненно пути самую, блядь, огромную кучу говна?
— А суд, если до него дойдет, будет очень, очень, — она явно упивается тем, что в некоторой степени держит меня за яйца, — о-о-о-о-очень долгим. Ты даже не представляешь, какой терпеливой я могу быть. И не надейся спрятать хоть что-нибудь — мои адвокаты выпотрошат даже карманы твоей бабушки.
— Я сирота, Кузнецова. К счастью, сирота, а не падаль из дофига приличной семьи.
Заканчиваю звонок, прекрасно отдавая себе отчет, что только что погладил против шерсти ее больное ЧСВ. Но вообще по фигу. Никогда ни перед кем не лебезил, и перед этой мразью не буду. Хочет мои деньги? Да по хуй. Дом подарю Ане — он ей нравится, им с мелкой там точно будет удобно, комфортно и безопасно. Какую бы феминистическую чушь она не задвигала про необходимость иметь свой собственный угол, после дарственной у нее не останется ни единого повода там не быть. Деньги? Бля, да мне не в первый раз начинать все с нуля. А на мозги в моей голове и железную усидчивую жопу не распространяется ни один брачный договор. Я полжизни провел на улице, ел чьи-то надкусанные бургеры и спал под мостом на старых вонючих матрасах — все, что комфортнее этого априори рай. Шуба может хоть обдрочиться со своей пугалкой, но оставить меня совсем без трусов он не сможет никак. Хотя, конечно, неебически почешет свое эго, потому что это будет то самое «Однажды я тебя в дерьмо мордой макну, гнида сопливая!», обещанное им в тот день, когда я в наглую свалил от него «на свои хлеба».
Только хрен знает, с чего тогда оплачивать аренду Аниной земли, а тем более разворачивать там стройку.
Кажется, впервые в жизни я близок к тому, чтобы на собственной шкуре узнать, что такое мигрень. Ну или что это за херня, которая долбит в затылок, словно у меня там мячик для гольфа.
По дороге к Нимфетаминке заезжаю в кондитерку и беру для мелкой чизкейк. Аню планирую сводить куда-нибудь в перерыве нашего рандеву. Само собой, если она согласиться еще разок посидеть тет-а-тет с моей насквозь женатой задницей.
Первой мне навстречу вылетает мелкая: начинает крутиться рядом, как лиса, и с любопытством лезет в руки. Визжит от радости, когда обнаруживает там угощение.
— Сначала ужин, — слышу позади строгий голос старшенькой.
— Ну А-а-а-ань, — тянет мелкая. — Ну кусочек!
Я поворачиваюсь — и с шумом втягиваю носом воздух, потому что на Нимфетаминке тот же долбаный_розовый_мать_его_комбинезон, который действует на меня примерно
Мысленно уговорив себя хотя бы не так очевидно капать на нее слюной, захожу следом.
Факт существования трех тарелок на столе немного гасит мое не по теме разбушевавшееся либидо. Аня превратила мою декоративную кухню в место, где чертовски вкусно пахнет.
Мелкая моментально расправляется с едой, хотя выглядит при этом как маленький злобный опоссум. Мы с Аней за это время не успеваем даже толком притронуться тефтелям. А когда Марина, сцапав заслуженный десерт, убегает в гостиную, Нимфетаминка в который раз просит прощения за возможную порчу мебели.
— Извини, что… ну, вот так. — Кивает на наши тарелки, где сегодня симпатичная горка салата, горка обычного картофельного пюре и здоровенные, как теннисные мячики, тефтели. — Все, что успела.
— Ань, слушай. — Очень хочется взять ее за руку, сжать пальцы, чтобы перестала трястись, как будто я чувак из шоу «Адская кухня», но я же женатик — куда мне граблями раскидываться. — В моей жизни были времена, когда я бы душу отдал за то, чтобы у меня было что-то такое на завтрак, обед и ужин до конца моих дней. Хватит пытаться «отработать». Бесишь.
Она поджимает губы, снова краснеет и кивает.
Стесняшки меня, мягко говоря, всегда выбешивали. По той же причине, которой я не связываюсь с целками и в целом с тёлками, которые рассматривают секс как награду, которую еще нужно заслужить. Как будто им самим не в кайф приятно потрахаться с крепким и, умеющим долго и со вкусом долбить, «мясом».
Но в том, как краснеет Аня, нет ничего напускного. Ну хотя бы потому, что она изо всех сил пытается делать вид, что это просто внезапный, никак не связанный со мной, прилив крови к щекам.
— И в чем проблема купить себе нормальные шмотки, Ань?
— Обязательно куплю.
«Но не за твои гребаные деньги», — мысленно продолжаю очевидный, пусть и не такой грубый конец ее фразы. Отодвигаю тарелку, говорю, что буду ждать ее в машине и сваливаю, пока меня не торкнуло рассказать Ане в стихах и песнях, куда и насколько сильно бьет мужика женский демонстративный отказ тратить его бабло на все свои хотелки.
Кузнецова меня еще не разорила, а я уже чувствую себя нищебродом.
Сначала мы едем на один из самых больших участков — он не очень далеко от моего дома, близко к общественному пляжу. Здесь еще сохранились зачатки строительства, которые отец Ани не успел реализовать. Хотя, если честно, я так и не понял сакральный смысл стройки гипермаркета техники рядом с местом, куда люди приходят отдохнуть, развлечься и сплавить детей на водные горки. Но мало ли, что было в голове у Эпштейна?
Аня выбирается из машины, прикладывает ладонь козырьком ко лбу и разглядывает пустырь с заброшенной стройкой. Пару минут. А потом говорит, что она точно не представляет, куда и зачем ей столько земли.