Сочинения в двух томах. Том 2
Шрифт:
236
Если бы я не боялся, что мои рассуждения покажутся слишком философскими, я напомнил бы читателю знаменитое учение, которое считают в наши дни полностью доказанным, учение о том, что «вкусовые свойства, цвета и все другие чувственные качества находятся не в телах, а лишь в наших чувствах»79. Точно так же обстоит дело с красотой и безобразием, добродетелью и пороком. Это учение, однако, отнимает у последних качеств не больше реальности, чем у первых, не наносит оно также никакой обиды ни критикам, ни моралистам. Разве оттого, что местопребыванием цветов сделают только орган зрения, красильщиков и художников будут менее уважать и ценить? В чувствах и ощущениях человечества достаточно единообразия, чтобы сделать все эти качества объектами искусства и размышления, оказывающими громадное влияние на жизнь и обычаи. И если достоверно, что
237
Р1ш., Эе !га соЫЬеп<1а 82.
238
РЫ., Ьасоп. АрорЬСед.
239
Возможно, что скептики заходят слишком далеко, когда ограничивают все философские размышления и темы двумя указанными. По-видимому, есть и другие темы, истинность которых несомненна и естественная тенденция которых состоит в успокоении и смягчении аффектов. Философия жадно хватается за них, изучает их, обдумывает, запоминает, делает их достоянием ума. И влияние их на те характеры, которым свойственно глубокомыслие, кротость и сдержанность, может быть значительным. Но разве можно говорить о таком влиянии, скажете вы, если у характера уже есть те склонности, которые вы таким образом хотите ему придать? Однако по крайней мере можно укреплять этот характер и снабжать его принципами, при помощи которых он может сохранять и поддерживать себя. Вот несколько примеров таких философских принципов:
1. Разве подлежит сомнению, что в любом положении кроются несчастья? Так зачем же завидовать кому-либо?
2. Каждый хлебнул горя. Но повсюду это чем-то компенсируется. Почему бы не довольствоваться тем, что имеется налицо?
3. Привычка делает нас невосприимчивыми к добру и злу и все уравнивает.
4. Важны только здоровье и настроение. Остальное имеет значение лишь постольку, поскольку на них влияет.
5. Как много у меня благ! Почему же я должен страдать из-за одного зла?
6. Сколь многие счастливы в тех условиях, на которые я жалуюсь! А сколько еще людей мне завидует!
7. За всякое благо нужно платить: богатство добывается трудом, милости—лестью. Могу ли я не соглашаться платить такую цену и, однако, требовать соответствующей выгоды?
8. Не рассчитывай на слишком большое счастье в жизни. Человеческая природа не позволяет достичь этого.
9. Не стремись к счастью слишком сложному (complicated). Но разве это от меня зависит? Да, зависит первый выбор. Жизнь подобна игре. Игру можно выбирать. А страсть постепенно устремляется к соответствующему объекту.
10. Предвосхищай своими надеждами и своим воображением то будущее утешение, которое неизменно приносит время всякому горю.
11. Я желаю разбогатеть. Для чего? Чтобы владеть многими прекрасными предметами: домами, садами, экипажами и т. д. Как много, однако, прекрасных предметов предлагает нам природа без всяких затрат! Если они тебя радуют, этого вполне достаточно. Если же тебе их мало, посмотри на действие привычки или характера, которое скоро лишило бы [тебя] всякого вкуса к богатству.
12. Я желаю прославиться. Подумай, если я буду хорошо поступать, я приобрету уважение всех своих знакомых. А что мне до остальных?
Эти рассуждения столь очевидны, что было бы удивительно, если бы они не приходили на ум каждому человеку. Они столь убедительны, что было бы удивительно, если бы они не оказывали влияния на каждого. Но возможно, они приходят на ум большинству людей и убеждают их лишь тогда, когда человеческая жизнь рассматривается с общей точки зрения и в спокойном состоянии. Но когда случаются реальные происшествия, действующие на чувства, пробуждаются страсти, разгорается воображение, то все свидетельствует о том, что философ исчезает в человеке, и напрасно ищет он той убежденности, которая только что казалась столь твердой и непоколебимой. Каково же средство от этого зла? Помогай себе частым и внимательным чтением замечательных моралистов. Обращайся за помощью к учености Плутарха, воображению Лукиана, красноречию Цицерона, острому уму Сенеки, шутливости Монтеня, возвышенности Шефтсбери. Таким путем выраженные моральные принципы действуют глубже и укрепляют ум против иллюзий, вызываемых аффектами. Но вместе с тем не полагайся лишь на помощь, приходящую извне. Привычкой и исследованием развивай в себе тот философский характер, который придает силу размышлению и, делая большую часть нашего счастья независимым от обстоятельств, лишает беспорядочно протекающие аффекты их остроты и успокаивает дух. Не презирай эту помощь, но также и не жди от нее слишком
240
M'emoires de la cour d’Espagne, par Madame d’Aunoy 9l.
241
Менандр сказал: Коцфод атраткмтгц;, ои8’ av si TtXarcsi Beoc, oi>8ei<; yevoit’ av. Men. apud Stobaeum 98. Даже бог не властен создать вежливого солдата. Противоположная тенденция в отношении манер солдат имеет место в наши дни. Из этого я делаю предположение, что древние обязаны были всей своей утонченностью и вежливостью книгам и учению, на которые жизнь солдата, действительно, вовсе не рассчитана. Общение с людьми и широкий мир—вот его сфера. И если бы можно было научиться немного вежливости среди людей, он, конечно, приобрел бы ее немало.
242
Хотя все люди имеют сильную склонность к религии в определенные времена и при определенных обстоятельствах, все же найдутся немногие (а может быть, таких и нет), у кого она развита до такой степени и так постоянно, как это требуется для поддержания репутации данной профессии. Поэтому, должно быть, и происходит так, что священнослужители, привлекаемые, как это имеет место и в других профессиях, из общей массы обыкновенных людей благодаря соображениям выгоды, хотя большая часть их не являются ни атеистами, ни свободомыслящими людьми, считают необходимым при некоторых обстоятельствах обнаруживать больше набожности, чем они в то время на самом деле имеют, и сохранять видимость рвения и серьезности, даже когда они измучены своими религиозными бдениями или когда их умы заняты обычными житейскими делами. Им не пристало давать простор своим естественным движениям и склонностям, подобно всем остальным людям: они должны постоянно следить за своими взглядами, словами и поступками. И для того чтобы сохранить благоговение, которое испытывает к ним человеческая масса, они должны не только проявить замечательную сдержанность, но и поддерживать дух суеверия путем постоянного притворства и лицемерия. Это притворство часто уничтожает их природную искренность и простоту и наносит непоправимый ущерб их характеру.
Если случайно один из них обладает от природы более набожным нравом, так что у него меньше необходимости в лицемерии для поддержания репутации своей профессии, то он обычно, думая, будто оно искупает любое нарушение морали, так сильно переоценивает данное преимущество, что часто не более добродетелен, чем открытый лицемер, И хотя немногие осмеливаются открыто признавать устаревшие мнения, будто для святых все разрешено и только они в своих прегрешениях остаются праведниками, все же позвольте нам заметить, что эти принципы таятся у каждого в груди и представляют рвение при соблюдении религиозных обрядов в виде такой огромной заслуги, которая может компенсировать многие пороки и гнусности. Такое положение дел наблюдается настолько широко, что все разумные люди настораживаются, когда встречают какое-либо чрезмерное проявление религиозности, хотя в то же время они признают, что у указанного общего правила есть много исключений и что честность и суеверие и даже честность и фанатизм не всегда и не во всех случаях несовместимы.
Большинство людей честолюбиво, но честолюбие других людей может быть обычно удовлетворено достижением совершенства в их определенной профессии и тем самым служением интересам общества. Честолюбие же священнослужителей часто может быть удовлетворено
243
Цезарь (De Bello Gallico, lib. 4., 2) говорит", что галльские лошади очень хороши, германские же очень плохи. В lib. 7, 65 мы находим, что он был вынужден пересадить часть германской кавалерии на галльских лошадей. В наше время ни одна страна Европы не имеет таких плохих лошадей безотносительно к породе, как Франция. Германия же в изобилии имеет отличных боевых коней. Это может породить некоторое подозрение, что даже качества животных зависят не от климата, но от различий в породе и от умения и заботы при их выращивании. Север Англии изобилует самыми лучшими лошадьми всех пород, какие только существуют в мире. В соседних же графствах, по северному берегу Туида, не встретишь ни одной хорошей лошади какой-либо породы. Страбон (lib. 2, 103) почти полностью отвергает влияние климата на людей. Все зависит от обычаев и воспитания, пишет он. Не от природы афиняне образованны, а лакедемоняне да и фиванцы, которые являются еще более близкими соседями первых, невежественны. Даже различия между животными, добавляет он, зависят не от климата.