Сочинения в двух томах
Шрифт:
Жизнь не то значит, чтоб только есть и пить, но быть веселым и куражным, и сытость телесная не даст куража сердцу, лишенному своей пищи.
В сем-то разуме учил своих друзей Епикур, что жизнь зависит от сладости и что веселие сердца есть-то живот человеку. Горатиус то же, что Епикур, мыслит: «Nec dulcia differ in annum…», сиречь: «Сладости не отлагай на год». А что он под сладостью разумеет веселие сердца, видно из последующих: «Ut quocunque locofueris, vixisse libenter te dicas», сиречь: «Дабы ты мог сказать о себе, что для тебя везде жилось куражно» [446] .
446
Эти мысли Эпикура изложены в известном письме его Мене- кею. См. т. 1, стр. 469, прим. 28. — 7.
Утешение и кураж, кураж
Силу слова сего люди не раскусив во всех веках и народах, обесславили Епикура за сладость и почли самого его пастырем стада свиного [450] , а каждого из друзей его величали: «Epicuri de grege porcus» [451] .
447
Этот призыв весьма характерен для римского поэта Горация, последователя эпикурейской этики, автора призыва «Сагре diem». Сковорода высоко ценил Горация как поэта и как мыслителя, называя его пророком. — 7.
448
Луций Алией Сенека (род. между 6—3 гг. до н. э. — ум. 65 г. н. э.) — римский философ–стоик, писатель. Стоические идеи Сенеки были использованы идеологами раннего христианства. Он призывал к добродетели, сдержанности, нравственному усовершенствованию, хотя в жизни своей стремился к богатству и славе. Сенека не был последователем Эпикура. II тот факт, что Сковорода говорит о нем в связи с Эпикуром и Горацием, свидетельствует только о равных симпатиях мыслителя к эпикуреизму и стой- цпвму. — 7.
449
«Слишком поздно жить завтра» (лат.). — 7.
450
Речь идет о нападках на Эпикура как мыслителя, который якобы призывал к безнравственности, невоздержанию и распутству. В особенности эти нападки характерны для христианской аскетической философии. Сковорода отвергает подобное понимание этики Эпикура. Он полемизирует с Плутархом относительно эпикуров- ского понимания счастливой жизни (См. Григорш Сковорода. Твори в двох томах, т. 2. К., 1961, стр. 194). — 7.
451
«Свинья со стада Эпикура» (лат.) — так шутливо называл себя Гораций в некоторых своих произведениях (см. Послания, 1, 4, 16). — 7.
Но когда жизнь от сердечного веселия, а веселие от сладости, тогда откуда зависит сладость, услаждающая сердце?
Изъясняет боговидец Платон [452] : «Нет слаще истины» [453] . А нам можно сказать, что в одной истине живет истинная сладость и что одна она животворит владеющее телом сердце наше. И не ошибся некий мудрец, положивший пределом между ученым и неученым предел мертвого и живого.
Пифагор, раскусив эмблему треугольника и узрев в нем истину, с веселием вопиет: «Нашел! Нашел!» [454]
452
Divinus Plato [божественный Платон.
453
Называя Платона «боговидцем», Сковорода желает подчеркнуть, что греческий философ не останавливается на зримой, видимой стороне явлений, а проникает в сущность вещей. — 8.
454
О понимании Сковородой этой идеи Пифагора см. т. 1, стр. 488, прим. 10. — 8.
Видно, что жизнь живет тогда, когда мысль наша, любя истину, любит выслеживать тропинки ее и, встретив око ее, торжествует и веселится сим немеркнущим светом. Сей свет услаждает и старость Солона [455] ; а он, и старясь, каждый день нечто вкушает от едомых всеми, но не истощаемых сладостей, согревающих и питающих сердечные мысли, как весеннее
455
Имеется в виду жизнь Солона (прибл. 638 г. — прибл. 559 г. до н. э.) — политического деятеля древних Афин, поэта и философа, признанного одним из семи древнегреческих мудрецов. — 8.
Житие значит: родиться, кормиться, расти и умаляться, а жизнь есть плодоприношение, прозябшее от зерна истины, царствовавшей в сердце их. И не напрасно друг истины — Цицеронов Катон [456] любил в старости пирушки, но растворенные насыщающими сердце мудрыми беседами, начертающими не видимую нигде, а прекрасную ипостась истины, влекущей всех чувства и услаждающей.
К чему ж сия речь течет? К тому, что высоких фамилий люди не только в тяжбах, войнах, коммерциях, домо- строительствах, художествах, но и в самом первом пункте, сиречь в мыслях, бога касающихся, должны находить истину, а противоборствовать суеверию.
456
Катон Старший — см. т. 1, стр. 474, прим. 35. Цпцероно- вым назван потому, что Цицерон посвятил ему свое произведение «De senectute», из которого Сковорода и берет приводимые им сведения. — 8.
Верно, что шар земной без болотных луж, без мертвых озер, без гнилых и дольних низин быть не может. Но в таких местах жабы и сродные им птицы да водворяются, а соколы с орлами вверх в пространство чистых небес да возносятся, оставив дрожжи для непросвещенной подлости.
Итак, благочестивое сердце между высыпанными курганами буйного безбожия и между подлыми болотами рабострастного суеверия, не уклоняясь ни вправо, ни влево, прямо течет на гору божию и в дом бога Макового.
Верно слово, что царь и судия израильский, а христианский бог есть Библия.
Но сей бог наш первее на еврейский, потом на христианский род бесчисленные и ужасные навел суеверий наводнения.
Из суеверий родились вздоры, споры, секты, вражды междоусобные и странные, ручные и словесные войны, младенческие страхи и прочее. Нет желчнее и тверже суеверия и нет дерзновеннее, как бешеность, разожженная слепым, но ревностным глупого поверия жаром тогда, когда сия ехидна, предпочитая нелепые и недостаточные враки милости и любви и онемев чувством человеколюбия, гонит своего брата, дыша убийством, и сим мнит службу приносить богу.
Сей семиглавый дракон (Библия), вод горьких водопады изблевая, весь свой шар земной покрыл суеверием. Оно не иное что есть, как безразумное, но будто богом осуществленное и защищаемое разумение.
Говорят суеверу: «Слушай, друг! Нельзя сему случиться… Противно натуре… Кроется здесь что-то…» Но он во весь опор с желчью вопиет, что точно летали кони Илиины. При Елисее плавало-де железо, разделялись воды, возвращался Иордан, за Иисуса Навина зацепилося солнце, за Адама змеи имели язык человеческий… Вот! Скоро-де конец миру… бог знает, может быть, в следующий 1777 год спадут на землю звезды… Что? Разве нельзя, чтоб Лот был пьян от нововыдавленного вина?.. Пускай оно у нас не хмельное, но от бога все возможно…»
Сих дрожжей упившись, суевер бражничает и козлогла- сует нелепую, объявляя неприятелями и еретиками всех несогласных ему. Лучше не читать и не слышать, нежели читать без очей, а без ушей слышать и поучаться тщетным. Детское есть сие мудрование, обличающее наглость и непостоянность блаженной натуры, будто она когда-то и где-то делала то, чего теперь нигде не делает и впредь не станет.
Все же то невеликое, что ненужное, и все ненужное то, что не всегда и не везде есть возможное. Возможное и нужное, а нужное и полезное есть то же и напротив того. Какая ж слава и хвала делать невозможное?
Все преграждаемое законом блаженной натуры есть тем не полезное, чем не возможное, а чем полезное, тем возможное. По сему-то есть благословенно царство ее и дивным вкусом дышит сие слово Епикура: «Благодарение блаженной натуре за то, что нужное сделала нетрудным, а трудное ненужным».
Восстать против царства ее законов — сия есть несчастная исполинская дерзость, любящая преграждение, невозможность и бесполезность, а супостат ползет.
Как же могла восстать сама на свой закон блаженная натура, раз она велела тонуть железу — п было так?!