Сочинения в двух томах
Шрифт:
Афанаспй. Какой вздор! Там хлебец в устах зми- иных, а у нас треугольник в хлебце. Не лепится что-то, не могу согласовать.
Григорий. Куда ты, друг мой, остр и шаток в ругательствах! А в разуме пророческих тайн сердце твое коснее черепахи. Разжуй хорошенько, почувствуешь вкус.
Там хлебец в голове змппной, а здесь треугольник в хлебе. «Тот сотрет…»
Афанасий. Воля твоя, не ленится. Там в голове, будто в горшке, хлеб, а здесь, в хлебе, хлебик треугольный. Хлеб и горшок — разница.
Григорий. О косный галат, мой брат! Догадайся, что змиина голова и хлеб есть то же.
Афанасий. Боже мой! Сие невместимо для сердца моего.
Григорий. О любезное мне, простое твое, но неверное сердце!
Афанасий. Разжуй мне, тогда могу поверпть.
Григорий. Библия не змий ли есть? Вход п дверь ее, не главизна ли книжная? Семь дней не семь ли глав? Семь солнц не семь лп хлебов? Не в спп ли хлебы вкидает Даниил хлебец оный? «В
Солнце зашло… Прощайте!
ДИАЛОГ, ИЛИ РАЗГЛАГОЛ О ДРЕВНЕМ МИРЕ [310]
Возлюбленный друг Михаил!
Прими от меня маленький сей подарок. Дарую тебе мою забавочку. Она божественная. Разглагол о древнем мире. Что есть наидревнейшее? Бог. Ты родился: любиться с богом. Прими сию мою лепту. Читай. Мудрствуй. Прирасти ее и возрасти ее. От зерна изойдет благо- сеннолпственный дуб мамврийский. Сень его вместит хоть Всевселенную. Многие говорят, что ли делает в жизни Сковорода? Чем забавляется? Я же о господе радуюсь. Веселюсь о боге, спасе моем… Забава, по римски — oblectatio, по–эллпнскп — диатриба, по славянски — глум, или глумление, есть корпфа [311] п верх, и цвет, и зерно человеческой жизни. Она есть центр каждой жизни. Все дела каждой жизни сюда текут, будто стебли, преобразуясь в зерно. Есть некие, без центра живущие, будто без гавани плывущие. А я о растленных не беседую. Своя каждому ведь забава мпла. Я же поглумлюсь в заповедях вечного. Ты знаешь, как люблю его и как он возлюбил меня. Скажешь, как десять заповедей довлеют в долголетнюю забаву? Тьфу! Если бы и сугубый Мафусаилов век [312] и тогда довлеют. Ах, все омерзением и в омерзение исходит, кроме святыни. Ах, не зря Давид: «Дивные-де откровения твои». Все предваряют, все печат- леют. Всякой кончпне суть концом и остатком без мерзости. Вечная мать святыня кормит мою старость. Я сосцы ее сосу без омерзения и алчу больше и больше. Я вовеки буду с нею, а она со мною. Все бо преходит, любезная же любовь нет. Кратко скажу: се есть диатриба и типик [313] моей жизни! «Блажен муж, который в премудрости умрет и кто в разуме своем поучается святыне, размышляя о путях в сердце своем, п в сокровенных [тайнах] ее уразумптся…» Любезный друже! Есть п пребуду твой Даниил Мейнгард [314] .
310
В этом диалоге Сковорода рассматривает вопрос о вечной невидимой сущности вещей, выражающейся в постоянстве законов бытия. Познание этих законов является условием моральной и счастливой жизни людей. Сковорода считает, что истина об окружающем мире такая же древняя, как и сам мир. Древним миром, согласно философу, является «мир первородный», вечный макрокосм, в котором рождаются и исчезают малые миры. Ставя вопрос о всеобщем счастье людей, Сковорода подчеркивает, что оно отличается от эгоистического счастья тем, что требует как можно более широкого круга людей, желающих достичь его. — 295.
311
Корифа — голова, вершина (греч.). — 295.
312
Мафусалов (мафусаилов) век — символ долголетня. Согласно Библии, патриарх Мафусал прожил 909 лет. — 295.
313
Диатриба и типик — забава и устав. — 295.
314
Даниил Мейнгард — псевдоним Сковороды, которым он пользовался в письмах М. Ковалинскому. Последний в биографии Сковороды сообщает, что во время своего пребывания в Швейцарии он в Лозанне встретил человека, который образом жизни и учением сильно напоминал Сковороду. Узнав об этом человеке, как сообщает Ковалпнский, Сковорода взял его имя в качестве собственного псевдонима. Впоследствии, в 20–х годах нашего столетия, харьковский историк А. Ковалевский попытался проверить сведения М. Ковалипского и выяснил, что это был пастор Даниил Мейнгард, умерший в 1786 г. Он был основателем литературного общества, автором нескольких работ по философии, морали, религии (см. А. П. Ковалевський. HoBi даш про дв1Йника Г. Сковороди в Лозанш Даншла Майнгарда та його нм'ю. — «Украша», 1929, кн. 36, вересень, стр. 38—39). — 296.
«Помянул дни древние» (Псалом 142).
«Воззрите на древние роды» (Сирах).
«Погубите ветхое ветхих» (Мойсей).
«Помянул судьбы твои отвека, господи, и утешился».
«Поведали мне законопреступницы глумления, по не как закон твой, господи» (Псалом 118).
Sola Veritas est dulcis, viva, antiquissima, cetera omnia sunt foenum et heri natus fungus [315] .
315
«Одна истина сладка, жива и очень древня, все иное — сень» (лат.). — 296.
Григорий. Посмотрим же ныне на природных бо- гопроповедников, заглянем в древние лета, если хотите.
Афанасий. О преславное зрелище! Но каким образом можно видеть древние лета? Можно ли на то взирать, что уже протекло? Если же протекло, тогда не видное. Как же взирать?
Л о н г и н. Если открывается театр самых древнейших времен, тогда можно видеть и людей. Вода без рыб, воздух без птиц, а время без людей быть не может.
Афанасий. Как же можно видеть прошедшие времена?
Иаков. Так можно видеть, как вчерашний жития твоего день, а вчерашний день так, как днешнее, прошедшее утро, а утро так, как полчаса сего, в котором находимся. Се ныне течет десятый час, тридцать четвертая минута, 1772–е лето от Христа, пятнадцатый день месяца мая, наконец, половину десятого часа сего прошедшую так видеть можно, как четыре минуты. Вот только что протекли они. А теперь пятая второй половины минута. Взгляните на часы!..
Афанасий. Что надлежит до вчерашнего жития моего дня, он мне во всей жизни есть сладчайшим зрелищем.
Л о н г и н. Как так?
Афанасий. Господи! Не мне, но имени твоему слава… Похвалюсь о господе перед друзьями. Вчера довелось в беседе спорить с некоторым моим соседом. Он разъярился, называл меня негодяем, жительству вредным, вором и прочее. Пришел я домой, по прошествии нескольких часов услышал женский и детский вой. Что за причина? Сказали мне, что до помянутого соседа приехал старинный его заимодавец с векселем, что не в силах оплатить 30–ти рублей по векселю, что никто на просьбу его, хотя обшастал 30 дворов, не помог ему и что напоследок берут его под стражу. Жалко мне стало. Схватив перо, написал ему следующее:
«Любезный друг! Благодарю вас, что подали мне случай к благодеянию. Посылаю вам 30 рублей. Употребите оные как собственные своп. Сим вечно меня одолжить можете.
Ваш усердный слуга Н. Н.»
Я послал деньги, а он освободился. На сие вчерашнее дело взирая, чувствую внутри богатство сладости, которой единой капли не отдал бы я за 1000 ефимков [316] , а мне она вся стоила только 30 рублей.
Е р м о л а й. Дешевая купля твоя, а иной продает за 30 рублей и целого Христа.
316
Ефимка — старинная русская монета. — 297.
JI о н г и н. Тем же оком, которым смотришь на вчерашнее время, можно взирать на самые авраамские времена. Павел все прошедшие лета заключает в сем слове (вчера), нынешние — в слове (днесь), а все будущее на- рицает веком: «Иисус Христос вчера и днесь, тот же и вовеки».
Если бы сказал — вчера, и днесь, и завтра, сиречь во веки веков. Если кто видит днесь, тот видит и вчера, и откровением единого дня открывается 1000 лет. Она вмещается в одном дне, а день простирается в 1000 лет. Уразумей вечер седьмицы и узришь утро семи тысяч лет. «И был вечер, и было утро, но день один».
И а к о в. Может быть, и правда, что тысяча единообразных печатей заключается в одной такой же, а одна расходится в тысячу, и одна глиняная модель скрылась в десяти тысячах сосудов. «Все тем были…»
Афанасий. Каким же образом 1000 лет будет одним днем и вопреки?
Л о н г и н. Ох, не любопытствуй. Не все то ложное, что младенческим умам не вместимое. Если не понимаешь, обуздай разум твой в послушание и веруй Петру святому… «Едино же сие да не утаится от вас, возлюбленные, как один день пред господом, как 1000 лет, и тысяча лет, как день один». Оглянись на псалом 89.
Афанасий. Верую, господп, что 1000 лет перед очами твоими, как день вчерашний…
JI о н г и н. Я бы мог тебе сказать и сие, что, если кто единого человека знает, тот всех знает. Один в тысяче, а тысяча, как человек одпн. Но сие не у нас, но перед господом.
Афанасий. Ах, перед господом! Скажи, где перед господом?
JI о н г и н. Там, на том мире, на другом свете.
Афанасий. Где же тот второй мир?
JI о н г и н. Там, где «второй человек — господь с небес».